Азиатская книга

Вечером – в аэропорт, рейс на Тбилиси. В самолете Ереван – Тбилиси одни русские. Мама кормит ребенка сырниками, котлетами. Все свои. За последний месяц около тридцати тысяч россиян приехали в Ереван и примерно столько же – в Тбилиси. Армянская приятельница Кукулиных говорит: «Ереван сейчас еще русей, чем обычно». В облюбованной нами таверне «Ереван» каждый вечер очередь, как во времена моего детства – в «Макдоналдс» на улице Горького; и все в этой очереди из России. То и дело сталкиваешься на улице со знакомыми. Как будто весь несостоявщийся «Нонфик» или КРЯКК разом переместились сюда. И мне, впервые с одиннадцати лет, не хочется в Москву. Кажется, из Москвы уехали не только многие из моих друзей, но и та часть московской жизни, которая была мне дорога. Вот почему я впервые не скучаю по городу, где родился. Но для меня это несложно, я американец. Другое дело те, к кому я сейчас прилетел. Те, для кого настоящее не успело стать прошлым. Все здесь, но каждый сам за себя. Все пытаются выжить. Помню эту борьбу за выживание по нашему эмигрантскому опыту, и помню, что ей всегда сопутствует сосущее чувство одиночества, сколько бы рядом ни было других таких же, как ты.

По Тбилиси бродят толпы русских. Кажется, здесь их еще больше, чем в Ереване. Больше, чем самих грузин. Надо сказать, русских туристов здесь было много и в 2018 году, но атмосфера, разумеется, была совсем другая. Нынешняя толпа – разношерстная, в диапазоне от девиц в мини-юбках и на высоких каблуках, пряной толпой ломящихся в модный бар, до нищего студента, устроившего себе рабочий кабинет на скамейке (обшарпанный ноутбук с наклейкой «Make love, not war», бутылка «Набеглави»; словом, экономкласс, на кафе денег нет). В популярном баре «Чача-тайм» нас обслуживает русская официантка, сверху донизу покрытая красочными тату. Она здесь давно, по-грузински лопочет бегло, а по-русски – что ни реплика, то перл. Вынос заказанных напитков сопровождается торжественным «Тададам-тадааам!». При этом один из напитков расплескался по всему столу, и «тададааам» переходит в «опаньки!», а в следующую секунду она уже смотрит не на нас, а на новых клиентов, в нерешительности топчущихся у входа. «Заходим, не стесняемся!» В ответ на «большое спасибо» звонко выкрикивает: «Большое не за что!» Чувствует себя как дома.

Линор говорит: в Ереване все веселы и расслабленны, а в Тбилиси – напряг и хейтерство, все на нервах. По моим наблюдениям, не совсем так. За те три дня, что я провел здесь, с утра до вечера гуляя по городу и разговаривая по-русски, никакой особенной ненависти в воздухе я не почувствовал. Да, действительно, тбилисцы сейчас не так приветливы, как обычно, но в целом не более враждебны к приезжим, чем жители среднего европейского города. Просто здесь, по-видимому, планка изначально была установлена выше, чем в той же Европе. Все привыкли, что грузины – само радушие, а сейчас это не так (и это вполне понятно).

Впрочем, я помню заповедь: «Не путай туризм с эмиграцией». А я здесь не просто турист, но гость, окруженный теплом и заботой. К тому же я вернулся в город, в который влюбился четыре года назад и с которым у меня связано столько чудесных воспоминаний. Иными словами, мою оценку трудно назвать объективной. Мне просто хорошо здесь – снова бродить по Сололаки, Бетлеми и Воронцово. В первый раз побывать на «Фабрике», на Дезертирском рынке, на башне у Габриадзе. Ночью пройти по улице Плеханова с ее кальянными и бильярдными. Как будто попадаешь на Ближний Восток или на улицу Стейнвей в Квинсе: все надписи на арабском и на фарси, в кафе сидят мужчины, борода к бороде, а женщины в хиджабе – отдельно. И отдельно – без хиджаба – подвыпившие обольстительницы, чья работа – завлекать и развлекать бородатых клиентов. Всюду неоновая подсветка, кальянный пар и дым мангалов. Это Восток. А Грузия не Восток; Грузия – это Грузия.

Даже сейчас, когда, похоже, весь мир находится во власти злобы и страха, здесь то и дело проступают обаятельно-анахроничные приметы прежней жизни. Открываются ворота, ведущие в один из дворов Чугурети, и оттуда грозной поступью выходит огромный пес. Смотрит на нас, мы на него. Вид свирепый. Но зеленщик из дома напротив, видя наше замешательство, успокаивает: «Не бойтесь, идите себе спокойно, он вас не тронет». На соседней улице строители работают отбойными молотками – пыльно, шумно. Мы надеваем маски, чтобы не дышать этой пылью. И тогда они прерывают работу, чтобы пропустить нас, и разводят руками: «Ну что мы можем поделать, простите, что так». Бомжеватого вида старуха курит на лавке; когда мы проходим мимо, она прячет за спину сигарету, чтобы не дымить на нас. Врожденная деликатность.