Азиатские христы

Мы видим, что эпизод о распятии Христа совершенно исключен из буддийской легенды, как не имеется его и в других вариантах того же происхождения в мифе о пророке Илии, который возносится на небо перед своим учеником Елисеем — Анандой буддийского мифа, как нет его и в мифе об Иисусе Навине и о Великом царе-мессии, да и в легенде Четьи-Минеи о Великом царе (Василии Великом). Следует ли из этого, что и весь рассказ Евангелия о столбовании Христа и о лунном затмении при этом есть миф? О том, что самое затмение 21 марта 368 года при Василии Великом было реальное, в этом нет сомнения, мне кажется и в том, что оно было в момент какого-то издевательства над попавшим в руки своего соперника основателем христианского богослужения, которое и выручило его и после него он, обратившись в ходячего учителя, жил еще не один год, как и Великий царь в Житиях Святых. Евангелие же только поторопилось отправить его на небо.

Глава XII Характеристика наших сведений о Будде

Открытые в Непале тексты: Лалита Вистара, Дивиа Авадана и Магавасту, найдены, насколько мне известно до сих пор только в одном экземпляре, а следовательно имеют распространение вплоть до нахождения, что указывает безусловно на их подложность. Такими же должны считаться и замечательные открытия Мюллера и Якоби текстов секты Джайна.

Биографий Будды из эпохи Палийских священных текстов не сохранилось, и мы можем с уверенностью сказать, что ее и не существовало.[97]

Но если б это было так, то вместо трех корзин, мы имели бы уже столько переписанных с них экземпляров, что их было бы возможно найти в каждом буддийском храме. А так ли это?

Но почему же сказания о жизни Будды появились лишь через несколько столетий после его предполагаемой жизни. Совершенно то же явление замечается и в древних христианских общинах, — отвечает нам Ольденберг (стр. 87). – Еще задолго до того времени, когда начали изображать жизнь Иисуса в наших Евангелиях, в христианских общинах было уже распространено собрание речей и изречений Иисуса.

Это собрание речей Иисуса не имеет ни малейших притязаний на какой-нибудь исторический прагматизм или на хронологическую верность; то же самое можно сказать и о воспоминаниях Ксенофона о Сократе: в них способ деятельности Сократа выясняется отдельными его разговорами. Но жизнь Сократа нам не рассказал ни Ксенофон, ни кто-либо другой из древних сократиков, — да и что могло заставить их заняться этим предметом? Для сократиков фигура Сократа была замечательна по словам мудрости, изрекаемым великим философом, а не по однообразным внешним происшествиям его жизни.

Совершенно таким же образом шло развитие преданий о Будде. Очень рано начали запоминать и передавать в общине речи великого учителя, или, по крайней мере, манеру его речей. Отмечали также где и когда он говорил или должен был говорить каждое слово; это нужно было для конкретного определения положения и для того, чтобы подлинность слов Будды была выше всяких сомнений; но когда говорил Будда то-то и то-то, об этом не спрашивали. Рассказ об этом начинался обыкновенно таким образом: «во время оно» или: «в это время возвышенный Будда пребывал в таком-то и в таком-то месте». В Индии вообще никогда не существовало природного чутья.

И вот по свидетельству самого Ольденберга историческое чутье появилось только у европейских историков, приехавших в Индию в наше время, и оно быстро произвело там чудеса. Вся история этой страны восстала перед ее изумленными обитателями, как по волшебству. И в этом волшебном свете жизнь учителя вырисовывалась, как при вспышке бенгальского огня. Даже в момент его зачатия неизмеримо яркий свет наполнил весь мир, миры задрожали, четыре бога, стражи четырех стран света пришли бодрствовать над беременной матерью.

Но где же он родился и жил? Даже на индийской почве было бы немыслимо, что бы община, назвавшаяся по имени сына Сакиев, не сохранила, как выходит уже через сто лет после его смерти, хотя бы и в легендарной форме, правильных воспоминаний о важнейших личностях, имевших отношение к Буде, и об известнейших внешних фактах его жизни.

Или, — говорит Ольденберг (стр. 98), — права та критика, которая видит здесь простой обман? Или, даже название родного города Будды, Капилаватту, возбуждает подозрения? Может быть, это просто мифическая Капила, место первобытного существа Капила, основателя учения Санкхиа[98] (одинакового с Будда-Сакия). Не нужно искать в таких именах мифологических, исторических и литературных тайн? Особенно если держаться мнения Сенара, что мы не имеем достаточных доказательств существования такого города и что самое имя его значит Воздушный Город.

Нам говорят, что китайские пилигримы, объезжавшие Индию в V и VII столетии до Рождества Христова, видели развалины Капилаватты. Но, — возражает Сенар, — по развалинам нельзя видеть, назывался ли разрушенный город Каптлаватту.