Азиатские христы

Глава III Зенда-Веста — Святые Вести. История их открытия и образчики их сказаний.

В 1762 году Западная Европа озарилась необыкновенным светом. В этом году была привезена в нее Анкетиль-дю-Перроном, как жемчужина со дна моря, как птица Додо с острова Мадагаскара, «древняя книга иранцев» — Зенда-Веста, содержащая учение мудреца Зоро-Астра (имя которого на балканской смеси языков значит Зритель Звезд[126]).

Найдена была эта книга в Индии, у парсов, называемых иначе гебрами. Первое их имя созвучно с персами, с которыми их и постарались отождествить, а второе созвучно с библейским словом гебер-еврей, с которыми их, однако, не отождествили.

Их теперь немного.

В начале ХХ века их было только около 80 000 человек, главным образом в Бомбее, где они занимаются и теперь торговлей и банкирскими операциями, составляя зажиточную группу населения. Говорят они на языке гузерати и очень склонны к европейской образованности. Кроме Индии, они имеются, конечно, в менее культурном виде, только кое-где в Персии в городах Иезде (около 4 000) и в Кермане (около 5 000), а в начале XIX столетия они еще существовали в незначительно числе и около «вечных огней» близ города Баку, до тех пор, пока пришедшие туда русские не потушили их огни, приспособив святые газы к промышленным целям добывания нефти.

Из всего этого видно, что они не нация, а одна из религиозных сект. Откуда же явились эти сектанты, или по крайней мере их учителя в Индию? Сопоставление их религии, в основе которой лежат храмовые жертвенники, где вечно поддерживается священные огни, с Бакинскими «вечными огнями», а также и некоторые другие указания, привели к заключению, что они переселились из Закавказья. Все это очень правдоподобно; из Балканского полуострова в Закавказье, а оттуда через Персию в Индию. Но почему же они не остались по всему этому пути до сих пор?

Они были вытеснены магометанами, — отвечают нам. — И это довольно правдоподобно, особенно если допустить, как мы сделали в VI томе, что истинным распространителем магометанства был не аравийский провожатый караванов между Меккой и Мединой, а Махмуд Гони, завоевавший под знаменем Корана к 1030 году нашей эры весь Иран. Все это явно указывает на средневековое происхождение Зоро-Астрова учения.

Но не так взглянули на это в Европе. Тексту этих Святых Вестей приписали глубокую древность, и вывели из него поразительные подробности о существовании чрезвычайно высокой науки и философии в Персии еще в VIII веке до нашей эры. Еще тогда, — говорили востоковеды, — персидский философ Зороастр приравнял противоположность света и мрака к противоположности доброго и злого начала и показал, что над миром владычествуют бог Света и Добра — Ормузд[127], со своими светлыми духами, и Сатана — Ариман,[128] властитель тьмы и мрака со своими дьяволами (дивами), ведя между собой постоянную борьбу. Еще тогда — в VIII веке до Рождества Христова провозгласили, что каждый должен способствовать Богу Света. Узнали также каким-то таинственным путем, что еще тогда были запрещены в Персии изображения богов, а огонь, игравший такую важную роль и у христиан с их лампадами, считался средством очищения — проявлением «святого духа».

И все верили, что такое учение могло существовать и быть распространенным еще за две с половиною тысячи лет до его обнаружения Анкетиль-дю-Перроном в 1762 году в единственном экземпляре, который он и привез во Францию.

При дальнейшем размышлении оказалось сверх того, что религия эта господствовала в Персии даже два раза, перед тем как была вытеснена магометанами.

С психологической точки зрения это вполне понятно: всем тогдашним востоковедам искренно хотелось как можно дальше заглянуть в глубину веков. Но мы здесь отнесемся к находке как к факту, наличность которого датируется лишь 1762 годом, а потому будем исходить из предпосылки, что древность передаваемых в ней молитв, законов и литургических воззваний к разным богам (употребляемых гебрами-парсами и теперь) требует еще убедительных доказательств.

Воспользуемся сначала исследованием К. Коссовича «Четыре сатьи из Зенда-Весты», в издании 1861 года, так как первые впечатления открытой литературы и ее языка тогда были еще свежи, а потому и описания более колоритны.