Азиатские христы

Но наряду или над этими отголосками скотоводства мы находим в Авесте небольшой ряд индогерманских мифов и сказаний.

Так в сказании Авесты о Йиме-царе мертвых, оказывается, что конец мира будет чем-то вроде зимы, полной холода и мрака, из которой затем должно было произойти состояние блаженства в виде вечной весны в раю у Йимы. Это представление не соответствует системе Заратустры, на основании которой мир должен погибнуть через огонь и только праведные спасутся от этой катастрофы. Но авторы Вендидада не сознают противоречия и сказание это приводится в числе многих других, как один эпизод общего хода мировых событий. В иранском сказании о борьбе героя Трэтаона со змеем Ази-Дахака мы находим черты, напоминающие даже германские мифы, а также и апокалиптическое пророчество. Так Дакхака, побежденный героем, не убит, но привязан к скале Демавенда и должен находиться там до последних дней, производя своими конвульсиями землетрясения. Так и у германцев змий Локи был привязан Тором; и если дракон перед решительной битвой вырывается из своих оков и в рядах злых выступает против богов, то это сказание опять напоминает миф о волке Фенрисе.

Гораздо чаще встречаются в Авесте совпадения с индусами. Связь между иранцами и индусами в древности признается такой тесной, что круг сказаний Авесты многие считали почти однозначащим с кругом ведийских преданий, и обе религии выводили из одного общего корня. Так, бог Митра является и в Ведах, и в Авесте, где он функционирует в качестве судии мертвых. Но и он, и Сома, божественный, жертвенный напиток, общий обоим народам, странным образом не упоминается в гатах.

Более прочную опору представляет родство между индийским названием богов асура и иранским словом агура, которое не только образует главную составную часть в имени высшего бога Агура-Мазда, но, как нарицательное имя, обозначает и весь подчиненный ему мир духов. Здесь мы находим действительную общность, полную значения; поклонение Асурам (от еврейского Ассур — вождь), неоспоримо бывшее основным культом в арийское время, сохранилось в Иране и развилось там в официальную теологию, между тем как в Индии оно все более и более уступало месту почитанию Дев. Но боги-Девы в иранской религии должны были отдать свое имя для дьяволов, совершенно подобно тому, как и в Индии Азуры сделались злыми существами. Девы были божествами древних арийцев, от которых отреклась жреческая теология и на которых она мало-помалу стала смотреть как на дьяволов.

Как у индусов есть Яма, так и у иранцев бог Йима (по-еврейски Эло-Им), и можно доказать, что первоначально это было одно и то же божество, хотя в обоих религиях они имеют далеко не один и тот же образ. Индийский Яма есть прежде всего бог мертвых, царь преисподней, а персидского Йиму в этом звании мы встречаем лишь в исключительных случаях. Йима у иранцев является отцом-покровителем первобытного человечества и авестийская теология делает даже попытку согласовать древнее почитание Йимы с позднейшим почитанием Заратустры. Ормузд (говорится в Вендидат) сначала избрал Йиму для того, чтобы открывать на земле небесную истину. Но он отказался, предоставляя это будущему Заратустре и удовлетворился добрыми делами: охранять творение, помогать ему и делать его счастливым. В его время был золотой век, так Йима был блестящий, богатейший, великолепнейший из рожденных, которого освещало солнце. Все живущее так размножалось, что Йима должен был до трех раз расширять землю, чтобы дать место. Во время его не было ни холода, ни жара, ни старости, ни смерти; ни вода, ни растения не сохли, а люди и животные были бессмертны и вечно юны.

Для выяснения соотношения между Ведами и Зендавестой отметим, что Авестийское слово для обозначения понятия «победоносный» — Веретрагна (т.е. убийца Вритры) доказывает, что иранцы также имели этот миф. Слово удержалось в имени бога победы Веретрагни. Имя Индра имеется также в Авесте, но лишь как название второстепенного бога. Предполагалось, что Ормузд есть то же, как и Варуна, что Тратаона — есть индийский Трантана и т.д.

Но наибольшая часть авестийской религии возникла на иранской почве. В Авесте предполагается, что для помещения мертвых устраивается особенное здание (дакма), но вместе с тем упоминается и о первобытном способе выставления в горах и других пустынных местностях, и о сожигании трупов, ибо Авеста энергично восстает против этого нечестивого обряда; но уже отмеченное нами название погребального места Дакмой (что значит костер) выдает, что сожжение ранее было обычным способом погребения среди иранцев.