Азиатские христы

Потом со времени введения в употребление печатного станка (откуда только и можно начинать историю действительной науки и культуры) многие мистические духи были разжалованы в бессознательные газы, но мистика все же сохранилась в понятии об особой душе у мистического человека, способной летать по воздуху вне всякого тела. Это представление, поддерживаемое пережитками средневековой мистической теологии, причудливым образом уживалось во многих даже просвещенных головах, с их естественнонаучными познаниями. И на этой почве началась идеистическая философия, которую неправильно назвали идеалистической потому, что идея и идеал не одно и то же.

Началась она, собственно говоря, с евангелия Иоанна, которое я приписываю Иоанну Дамаскину, где он определяет бога как Слово, очевидно в том же смысле, как я это изобразил в своем стихотворении о городской беседке. По звуку этого слова произошло все на свете, т.е. имя произошло раньше предмета, которым оно называется. Отсюда в XI веке и произошел номинализм Компьенского каноника Иоанна Росцеллина. Но автор евангелия Иоанна, как бывает и со всеми знающими только свой язык, наивно не догадался, что имена предметов различны на разных языках, и потому учение о логосе (а также и номинализм) вскоре заменилось учением не о развитии предмета, а об идее о нем, вызвавшем его к жизни. Таковы были представления того, кого историки называют Обширным философом (Платоном по-гречески), хотя, как я показал уже в третьем томе Христа, его произведения принадлежат нескольким авторам XV века, собранным в 1481 году Марчеллино Фичино и изданных Лаврентием Бенетом[66].

Потом епископ Берклин (1684 – 1753), родившийся в Англии как раз через три года после выхода Фичинова «Обширного Философа» (Платона по-гречески) повел это учение далее, и пришел к заключению, что все материальные немыслящие вещи находятся лишь в представлении <…> душ, которые одни только реальны, и кроме них да бога, как всеохватывающей бесконечной мировой души, ничего нет. Все не мыслящее лишь признаки душ или духов, летающих в виде ангелов или демонов в пустых пространствах между землей и небом или под землею.

Потом появился так называемый Критический идеализм Канта (1724 – 1804), развившийся в Германии, в Кенигсберге, и уже отрешившийся, благодаря развитию опытной науки, от христианского символа веры, и от летающих повсюду в атмосфере духов, которых стало уже невозможно отожествлять с сознательными газами, от которых возникла и самая идея о их существовании, оставшаяся теперь без всякой внешней опоры, исключительно в мире субъективных идей. При дальнейшем логическом развитии идеизма, и сама наша жизнь с этой точки зрения стала представляться ничем не отличающейся от сновидения, кроме большей связности и систематизации ее образов и субъективных впечатлений. И вот Кант провозгласил «Непознаваемость самих по себе» причин, порождающих в нашем сознании явления и предметы внешнего мира, к которому относится и само наше тело вместе со всеми его органами чувств. Для достоверного знания, — говорил Кант, а за ним и его последователи, — доступны лишь явления в нашем сознании, которое по существу тоже непостижимо. Само пространство и время лишь наши субъективные представления и сами в себе не существуют, а потому и все, что вмещается в них, тоже не существует вне нас, и является лишь представлениями нашего сознания. Все познаваемое нашим умом, создается им же самим по присущим ему законам в бодрствующем состоянии и беспорядочно во сне или при помешательстве. Наша сознательная жизнь есть только наш систематический сон, а кто спящий — мы никогда не узнаем.

Но если весь внешний мир есть сон, то и все окружающие нас люди, как принадлежащие к нему, только наши же представления, а не существуют в действительности. Существует только одно сознательное я — ничто иное, как сам я, единственный центр мира, хотя мне и грезится вокруг огромное количество совершенно таких же Я, и даже двух полов — мужского и женского. Но это — мираж.

К каким выводам обязательно приводит идеистическая философия в своем окончательном развитии; например, у Ницше:

— Скажи, философ новый,

В чем будущность бытия?

— Проста его основа:

Есть в мире только я.

Один я есмь и буду,

Один я есть и был.

— А мать твоя откуда?

— Я сам ее родил!

Вполне понятно, что такого рода философия, которая и сама приравнивает себя к простому сну, — могла развиться только в пессимистическом сознании, и потому связана с пессимизмом, получившим окончательную обработку у Шопенгауэра (1788 – 1860), который человеческое сознание отожествил с волей, под представление о которой подвел не только сознательное желание, но и бессознательное влечение, включая сюда и все силы неорганической природы.