Азиатский аэролит

На пятый день с востока и запада к реке подступили высокие хребты Буркана. Профессор узнал их остроконечные голые вершины. Он не ошибся, это верный и легкий путь к месту падения аэролита, вот и знакомый, стиснутый в объятиях камня, бешеный порог.

Лагерь расположился в километре от порога и профессор, охраняя костер, забыв усталость, до поздней ночи сурово прислушивался к зловещему грохоту валов.

Наутро подошли к порогу. Быстро разгрузили лодки и порожняком начали перетаскивать по одной на высокий залавок порога.

Аскольд прицепился к высокой скале и нацелился киноаппаратом снимать переправу.

«Болид», наибольшую из лодок, вытягивали трижды и трижды обезумевшие струи бросали ее обратно в водоворот бешеных мертвых толкунцов.

В четвертый раз, напрягая до боли мускулы, кое-как перетащили лодку.

Взялись за вторую.

Рабочий не справлялся с рулем, лодку крутило и бросало во все стороны. Вдруг профессор сбросил кожух и нервно воскликнул:

Послушайте, вылезайте, дайте я попробую!

Лодку подтянули к берегу. Горский сел на корму.

Тяните! — скомандовал он и изо всех сил налег на рулевое весло.

Лодка зыбко пошла к порогу. Ее успели наполовину вытащить на залавок, когда внезапно дикий вал плеснул на «Комету». Лодку закрутило, повернуло боком к течению, еще минута — и все увидели, как блеснуло дно и Горский исчез в водовороте.

Никто даже не вскрикнул. Помертвели лица — все видели, как несло в страшных волнах перевернутую лодку, а затем у самого порога вынырнула голова Горского.

Еще мгновение — и Марич, должно быть, бросился бы в воду. Но Самборский схватил его за руку и, толкнув обратно на берег, торопливо начал скручивать в кольцо веревку. Скрутив, разбежался и изо всех сил, резким размашистым движением, как лассо, бросил в реку. Конец веревки задел голову Горского. Ученый поднял руки, схватил веревку и снова на миг ушел под воду.

Тяните! — неистово закричал Самборский.

Марич, напрягая все силы, схватил веревку и потянул к себе.

В этот момент услышал, что кто-то его зовет. Поднял голову и увидел на скале Аскольда. Оператор, раздраженно размахивая руками, кричал:

Товарищ Марич, в сторонку, в сторонку, я вас прошу! Кадр мне портите!

Марич, как загипнотизированный, отошел в сторону.

Вот так! — радостно воскликнул Аскольд и схватился за ручку аппарата. Крутил и радостно кричал дяде, который, держась за веревку, плыл к берегу:

Дядя, дядя голову повыше! Вот так! Еще чуть-чуть! Еще! Спасибо!

На берегу профессор вздрогнул, нервно засмеялся. Марич сорвал с него мокрую одежду и накинул доху. Профессор молча с благодарностью пожал ему руку, провел ладонью по лбу, неожиданно наткнулся на очки. Опять нервно рассмеялся и удивленно сказал:

Нет, вы посмотрите, очки-то мои целы! Вот оказия!

* * *

Из-за скалистого холма, где экспедиция должна была пристать к берегу, внезапно вынырнуло черное плоское строение и рядом остроконечный тунгусский чум. Горский поднялся, пристально посмотрел вперед и удивленно пожал плечами.

— Странно… у самого ущелья… так далеко, — сказал он сам себе и тут же приказал направить лодки к зимовке.

Оттуда, наверное, заметили лодки, потому что от чума отделились две фигуры и стали приближаться к берегу.

Хозяева зимовья, — приземистый косоглазый тунгус с изуродованным оспой лицом, в косматой рваной шапке, и русский, молодой парень лет двадцати трех, безусый, с обветренным красным лицом, — удивленно смотрели на незнакомых гостей, но охотно помогли вытащить лодки. За работой разговорились и познакомились.

Тунгус, широко улыбаясь тонкими острыми губами, тыкал себя пальцем в грудь, долго повторял одну и ту же фразу на ломаном языке:

Аванька Лючетан, Люче, Аванька Лючетан. Олень… охотник…

Парень строго объяснил:

Тунгусом Лючетаном его кличут. Промышляет оленями и охотой.

А ты с ним живешь, или как? — в свою очередь с удивлением спросил Горский.

Я вроде как сын ему, — охотно, но строго ответил парень. — Отец мой здесь когда-то богатейшую россыпь золота нашел, да попользоваться не успел — медведь его на охоте задрал, я тогда мальцом был.

Парень помолчал, кивнул головой в сторону тунгуса.

Так что он меня вроде как сыном взял.

А как же с золотом? — с улыбкой спросил Марич.

Парень повернулся к нему, недоверчиво окинул взглядом и приглушенно буркнул:

В секрете папаня держал. Теперь я ищу. А вы что, тоже за золотом?

Нет! Мы за камнем «небесным» едем. Слыхал, может, в Великое болото упал?

Парень нахмурился, повернулся к тунгусу и сказал ему несколько непонятных слов. У того сразу в ужасе расширились глаза и он, испуганно глядя на гостей, воскликнул:

Огда! Ой чудо, чудо! Тайгу валил, тайгу кончал. Огда тайгу сжигал!

Горский с улыбкой положил левую руку на плечо тунгуса, а правой указал на ущелье, тянувшееся черной полосой вдаль, на север. Тунгус замолчал.

Слушай, Лючетан, знаешь тропу?