Азиаты

— Вах, тётя, разве я без тебя не знаю! — отмахнулся Арслан и смолк. Ввели Наргуль, закутанную всю о ног до головы. Джигиты, по обычаю, сунули ему в руку плеть: «Не будет слушаться — поучишь уму-разуму!» Принял он кнут, не зная, куда его деть, а тут и самого свалили, понесли и положили к ногам Наргуль, Арслан опять услышал голос тётки:

— Прикажи, чтобы сняла с тебя сапоги!

Арслан вытянул ногу, тихонько толкнул носком Наргуль. Задрожали у неё руки, никак не могут взяться за носок сапога… Но, слава Аллаху, все удалились и Арслан произнёс с усмешкой:

— Жена называется. Не успела от материнской сиськи оторваться, уже мужа захотела. Ну-ка убери свои руки. — Привычным движением он снял сапог, но тут же услышал за войлочной стенкой юрты осуждающие голоса. Джигиты подсматривали за ними в просверлённые дырочки.

— Ну-ка вы, вон оттуда! — прокричал со злостью Арслан. — Узнаю кто там стоит — распишу спину плёткой!

Выругавшись, Арслан снял второй сапог, лёг на ковёр, сунул под голову подушку и в отчаянии закрыл глаза, притворился, что спит.

Наргуль начала всхлипывать. Арслан вновь обозлился:

— Сними с себя свои тряпки, пока не задохнулась совсем! Подсунули мне ребёнка — теперь возись с его соплями!

Не глядя в её сторону, он слышал, как она разделась, оставшись в одном платье и чувяках, и села в его изголовье. Наступило гнетущее молчание. Арслан не хотел разговаривать с малюткой-женой, а она не знала о чём говорить с разъярённым мужем. И наконец, когда молчать стало невмоготу, Наргуль робко спросила:

— Хан мой, что дальше будем делать?

— Не знаю, — грубо отозвался он.

— Как же так, хан мой? — уверенней проговорила Наргуль. — С губернаторшей ты знал что делать, а со мной не знаешь…

— Замолчи, глупышка! Как ты смеешь говорить о таком, разве ты женщина?! Ты ребёнок ещё!

Наргуль вновь начала всхлипывать, а потом и заплакала, подвывая:

— Ой, ма-а-ма, возьми меня назад! Не хочу быть женщиной…

— Не позорь ни себя, ни меня! — прикрикнул Арслан. — Что подумают люди, если услышат. Ложись и спи…

Она покорно легла рядом, но он так и не дотронулся до неё. Не дотронулся ни в свадебную ночь, ни в другие дни.

Постепенно Наргуль привыкла к нему: отношения у них складывались, как у брата с сестрой. Ровно научились разговаривать между собой, а на людях Наргуль выглядела весёлой и довольной. Лучшей забавой для неё было перебирать золотые монеты, которые раньше носила привязанными к косичкам, а теперь пришила их к кусочку материи и получилась «маклайса»[18]. Повязывала на лоб «маклайсу» и выходила на улицу, чтобы подразнить своим богатством подружек.

Арслан, вольный, как степной ветер, проводил время на тахте за пиалой чая с джигитами. То играл в «дуззум», переставляя шашки на доске, то слушал сказки или страшные новости, которые высыпались из уст джигитов, как из хурджунов орехи. Иногда джигиты посмеивались над Арсланом, как над всяким молодожёном. «Бедный наш хан, как она его измучила — одни скулы на лице остались!». «А посмотрите, как заплетаются его ноги, ну, прямо как у верблюжонка!»

Арслан не смеялся и не злился, потому что не знал, как себя вести, слушая насмешки друзей. Думал он, глядя в небо: «Неужели они знают, что мы не живём с Наргуль, как муж и жена? Если догадываются, то эго плохо!..»

Незаметно улетучилось тёплое лето, начались дожди, вода реках помутнела. Отправилась Наргуль домой на кайтарму[19]. Арслан со своими джигитами занялся делом. Принялись складывать высушенную и очищенную овечью шерсть в мешки, скатывать ковры и кошмы. Заполнили чувалы ячменём. Погрузили всё это на верблюдов и в большеколесные арбы, поехали на базар в Астрахань. Аульчане вышли на дорогу, разложили по обеим сторонам сушняк, подожгли его и погнали сквозь огонь верблюдов и лошадей, дабы отогнать злых духов. Пока шёл караван, захлёбываясь едким дымом, Тахир-мулла и аксакалы молились Аллаху, чтобы принёс удачу туркменам в торговле…

XVI

С появлением на военной арене нового персидского полководца. Надир-хана, постепенно восстановившего границы Персии в тех масштабах, в которых они находились в лучшие времена взлёта и процветания этого государства, вновь усилила свой натиск Турция. Пользуясь тем, что русские войска сосредоточились в Польше, в войне за польское наследство, Турция вынудила крымского хана поднять в седло двадцатитысячную армию, укреплённую калмыками Дондука-Омбо, и бросить на Кавказ, чтобы остановить Надир-хана, уже вторгшегося в южные провинции Закавказья. Срочные донесения с юга показывали, что крымские татары сначала произвели набеги на Украину, затем вторглись в пределы южно-русской степи и двинулись к горам Большого Кавказа. Срочно созванное заседание Сената приняло решение объявить турецкому султану войну, заключить мир с Надир-ханом и в союзе с ним, единым ударом разгромить, турецкие войска.