— Я не знаю, что с ней теперь. Она вероятно упала на землю в момент поднятия аэронефа. И это была бы милость Божия, если бы она только была опрокинута. Но что вне сомнения, это — что обе они с Надей, живые или мертвые, очутились в руках преследовавшего нас Тимура. И душа моя стеснена тоской и опасениями.
— Поль, ты любишь Капиадже? — спросила Шарлотта.
Меранд вздрогнул. Затем, целуя сестру, сказал:
— Надеюсь, ты меня не ревнуешь. Не знаю, могу ли я сказать, что люблю этого ребенка. Она-то меня любит и не побоялась мне это так высказать, что бесконечно этим тронула меня. Но подумай только— ведь она азиатка, дочь Тимура! Единственное мое желание в данную минуту — спасти ее вторично, уберечь ее от урагана, который ее вертит, как оторванный от дерева листочек, или, если она мертва, поклониться её могиле… Этого заслуживает её беззаветная любовь.
— А если ты найдешь ее живою?
— Я привезу ее к тебе, и ты поможешь мне решить мою судьбу!
IV. В дороге к Бофору
На следующий день, около полудня, адмирал Видо, Меранд и Дюбарраль прибыли в Шале и были встречены директором и всем персоналом учреждения, которое хранило аэронефы.
После обычного представления новоприбывших проводили в депо, где эти военные орудия были укрыты от посторонних взоров. Идя по дивному парку, окаймленному стеною роскошных деревьев медонского леса, скрадывавшей шум внешней жизни, где в уединенном здании в продолжение полувека ученые вырабатывали и реализировали на деле идею управляемого воздушного корабля, адмирал вступил с Мерандом и директором в оживленный разговор.
— Возможно-ли привести наши аэронефы в надлежащий вид в несколько дней и будут-ли они в состоянии вступить в воздушную битву?
— Я полагаю— да! — сказал директор: —я всё время предполагал, что они могут понадобиться, с тех самых пор, как пошли толки о желтом вторжении, и мои служащие держат их в порядке непрерывно, так, как будто их могут в каждый данный момент потребовать в дело. Разве вот только экипаж, числящийся при них, не блещет практическим опытом, особенно в обращении с аппаратами более старой конструкции. Мы не делали общей мобилизации уже много лет. Но теоретические упражнения и маневры на месте никогда не прекращались.
— У нас шесть машин типа «Летуньи», неправда ли?
— Да, и еще четыре — последнего образца, усовершенствованного в прошлом году, которые были испробованы как-то ночью всего только один раз и которые удовлетворяли самым строгим требованиям.
— Да, это мне известно, — сказал адмирал: — но одного опыта — недостаточно. Вот, капитан Меранд осмотрит и испробует все. Я попрошу вас, дорогой полковник, оказать ему самое большое содействие. Речь идет о том, чтобы поразить нашествие неожиданным и решительным ударом. Мы не должны щадить ни времени, ни денег, если хотим рассчитывать на успех.
— Мы знаем уже друг друга, капитан Меранд и я. Вся моя опытность к его услугам.
Они пришли в склад аэронефов. Это была огромная крытая платформа в триста метров длины и пятьдесят ширины. Огромное здание казалось одним сплошным куском железа, местами прорезанным узкими окнами. Но, как перегородки, так и крыша состояли из подвижных рам листового железа раздвигающихся и закрывающихся системой механических затворов, управляемых электричеством. Движение воздуха страшной силы непрерывно циркулировало между этими железными листами, столь тонкими с виду, и делало их взлом невозможным. Малейшее прикосновение к ним обратило бы в прах смельчака, который рискнул бы попытаться проникнуть в тайну аэронефов. Это движение воздуха действовало, обыкновенно, по ночам и всему персоналу учреждения было строжайше воспрещено приближаться к аэронефам с момента общего прекращения работ до следующего утра. Днем же, когда происходили работы, около них дежурила стража.
В тот момент, когда министр подошел к складу, подвижные рамы стен раздвинулись и пред ним предстали аэронефы, по четыре в ряд.
Эти гигантские машины по первому взгляду производили самое странное впечатление — ведь они-то и перевернули вверх дном все доселе существовавшее военное искусство, сделав возможной новую войну, войну воздушную.
После долгих изысканий и интересных, но не плодотворных, опытов в сфере управления воздушными шарами — был окончательно установлен принцип: «тяжелее воздуха». Могущество электрических двигателей, изобретение легкого и неистощимого аккумулятора, поставляющего огромное количество энергии, допустили, наконец, разрешение проблемы воздухоплавания, которая столько времени занимала человеческие умы. И, как это всегда бывает при приложении сил природы к машине, составляющей эру в истории технического прогресса, дело свелось к совершенно простому принципу, так сказать к детской забаве — и создался аэронеф, практически вполне отвечающий своему назначению и почти совершенно безопасный.