Азиль

— Почему?

— Узнал о нас с тобой и решил, что так будет лучше. Лучше для тебя.

Священник подходит к койке, присаживается на корточки. Глядит на Жиля, старательно избегая смотреть на Веронику.

— Он всегда думал прежде всего о тебе. О тех, кто дороже всего. Всякое бывало за эти годы, но ты всегда была его смыслом жизни. Он искренне считает, что между вами существует живая нить. Он всегда старался незаметно быть неподалёку.

Бегут минуты. Полоса света на полу сдвигается на полшага. Жиль глубоко дышит во сне, беспокойно вздрагивают тонкие светлые ресницы. Ксавье Ланглу молчит, он опустошён до дна. Издалека эхом доносится детский смех, топот маленьких ног в пустоте коридоров. Вероника Каро, урождённая Бойер, сидит, глядя перед собой бессмысленным, пустым взглядом. Наконец губы, сомкнутые в прямую линию, трогает улыбка.

— Ксавье, я не вернусь в Ядро.

Морщины на лбу священника становятся глубже, углы рта самопроизвольно опускаются. Никогда прежде Вероника не видела его таким бессильным и потерянным.

— Нет.

— Я не вернусь в дом убийц моих родителей, — она говорит спокойно и уверенно. — Останусь здесь, с тобой и братом. Я буду помогать тебе во всём, ты же знаешь.

— Знаю.

— Почему же тогда ты не рад?

— Потому что в Ядре твоя дочь. Потому что я не имею на тебя права. Потому что за стенами Ядра безопаснее, чем здесь. И я не сомневаюсь, что Собор будет атакован в ближайшее время.

— И в это время я хочу быть рядом с тобой. И ты не сможешь мне запретить. Я поняла, что хотел сказать Жиль, когда говорил, что я так же свободна, как он. Но ты прав: я должна попрощаться с Амелией.

— Веточка, нет. Это слишком опасно.

— Ночью, мы поедем ночью! Ганна всегда оставляет для меня незапертой заднюю дверь, Каро не ходят там. Меня никто не заметит, Ксавье!

Он колеблется. Бастиан Каро все эти дни не дома, у него дела во Втором круге. Нет, всё равно опасно, но… Вероника смотрит на него с мольбой и отчаянием:

— Я же больше никогда её не увижу, понимаешь?..

Ксавье не находит, что сказать. Понимает, что право матери для неё превыше осторожности, как бы он не убеждал.

— Ты отвезёшь меня по реке? — в надежде спрашивает Вероника.

— Как только стемнеет.

— Да. Я только попрощаюсь с дочкой и вернусь.

Она сияет так, будто сегодня самый счастливый день в её жизни. Ксавье с грустью смотрит на Веронику — и цепляется за призрачную надежду, что всё-таки сможет её переубедить.

«Нельзя, родная. И я не могу, не имею права рассказывать, почему тебе нельзя оставаться со мной. Это только моя ноша. Тебя она сломает, хрупкая моя Веточка…»

— Амелия, отойди от окна. Почему ты до сих пор не в кровати?

Девочка со вздохом сползает с подоконника, шумно двигает за собой стул. Она знает, что эти звуки мешают отцу и незнакомому дяде с нервным лицом и в одежде цвета пыли. Но сейчас очень хочется сделать хоть что-то назло. Хотя бы не уходить в свою комнату и елозить стулом погромче.

— Ситуация совсем дрянная, месье Каро. У нас нет связи с половиной секторов Третьего круга, — склонившись над разложенной на стеклянном столике картой, рассказывает «пыльный». — Во Втором паника, люди засели по домам. Производство встало, Университет распущен. Третий круг полностью объят беспорядками. Силы полиции не беспредельны. Мои люди деморализованы.

— Канселье, что мы делаем не так? Почему трущобные крысы теснят наших вооружённых бойцов? — Бастиан подцепляет указательным пальцем кофейную чашку, заглядывает в неё, морщится: — Пустая и грязная. Никакого порядка. Горничная!

Начальник полиции смотрит на него, приподняв бровь:

— А всё потому, месье Каро, что вы привыкли недооценивать людей. Все, кто не вашего уровня, приравнены вами к мусору и безмозглым предметам быта. И простолюдины это отлично понимают. И сейчас эти люди полностью руководят ситуацией в Третьем круге. Этот мир не брал оружие в руки более двухсот лет. И то, что большая часть людей старательно забывала — войны, убийства, геноцид — меньшая часть в себе взращивала и оттачивала. Совершенствовалась в искусстве уничтожения по подвалам и задворкам. А среди них полно тех, кто куда умнее вас.

Он рассуждает настолько спокойно, что Бастиану кажется, будто они обсуждают не реальное положение дел, а теорию.

— Те, кто живёт в достатке, не заботится, как добыть и отнять. Расслабились. А неимущие иные, они готовы действовать. Вот пример. Вы сейчас наорёте на служанку за то, что не заменила вам опустевшую чашку на полную. При этом будете полностью уверены, что она смолчит, стерпит и постарается тут же загладить вину. А ей ничего не стоит выменять на подпольном рынке недельный заработок на дозу яда и швырнуть вам его в следующую чашку с кофе. Понимаете?

— Мари хорошая! — гневно восклицает Амелия и топает ногой. — Нельзя так плохо думать о людях! Вы сам такой, раз так говорите!

Мужчины смотрят на неё так, будто видят впервые. Канселье усмехается в сторону. Бастиан хмурится, встаёт со своего места, отвешивает дочери крепкого шлепка и ледяным тоном добавляет:

— Марш в кровать! Куда только твоя мать смотрит?