Читаем Азов. За други своя полностью

— И чё мучаться? Легче всяко-разно тростник в пойме пересчитать. Оно тебе надо? — беззаботно отозвался Валуй. — Считай, не считай, ничего не изменится.

Казаки разом вздохнули. И отвернулись от турок. Лишь Михась, хмурясь и шевеля губами, продолжил подсчеты и наблюдения.

К позднему вечеру 24 июня турки почти закончили выкапывать в окружении крепости восемь рядов траншей для янычар и чёрных пехотинцев. За ними продолжали гарцевать на конях сипахи и татары с черкесами, хоть уже и не так шустро.

Иногда они визжали, с криками кидаясь в сторону крепости. Но ряды окопов препятствовали им. Конники снова возвращались на прежние места. Наибольшая суета наблюдалась у выстроившихся в отдалении пушек. Там горели высокие костры, и сновал самый разный люд. Они что-то таскали, потом подолгу склонялись у пушечных колес и лафетов. Отсюда казаки не могли разглядеть, что там происходит. Сумерки всё больше скрывали от казаков суету у пушек. Борзята, не утерпев, сбегал до Ивана Косого и попросил у того стекло — подзорную трубу. Сам же первый и припал к окуляру.

— А знаете, чего они там робят? — чуть позже поинтересовался он у казаков.

— Ну?

— Чего? Говори уже.

— Цепями пушки друг с дружкой сковывают и к колам большущим, которые в землю забивают, привязывают.

— Это зачем ещё? — не понял Михась.

— Как зачем? — Никита Кайда отвалился от стены. — Чтобы мы не утащили.

— Неужто боятся?

— А то!

Казаки вновь засуетились в поисках незанятых другими головами пролетов между зубцами.

В это время зашумели внизу, в крепости. Отдаленно знакомый голос легко пробился сквозь постоянный гомон женских и юношеских голосов:

— Ну и где этот Валуйка, сукин сын?

Казаки наверху враз повернули головы. И разулыбались.

— Это кто тут сукин сын? — Валуй преувеличенно строго нахмурился.

Космята присвистнул:

— Миленький наш нашёлся.

Мягко растолкав группу баб, столпившихся у котлов, к стене приближался низенький Путило Малков, за ним шествовал смешливый пластун Петр Кривонос, какой-то незаметный, глянул и забыл, запоминался только нос, повернутый набок, отчего прозвище и пошло, в сопровождении ещё десятка станичников из Валуйской сотни.

— Вот он где! — Казаки, почти бегом добравшись до ступенек, живо поднялись наверх.

Распахнув объятья, атаман шагнул навстречу к не сдержавшему улыбки старому, ещё с каторги, товарищу. Обнявшись, казаки захлопали по крепким плечам друг друга. Остальные станичники тоже обнимались прямо на стенах, не обращая уже внимания на снующих в отдалении врагов. Когда-то с Путилой братья Лукины, а с ними и Космята сидели на одной лавке турецкой галеры, на вёслах. Тогда их освободили казаки Сёмки Загоруя, сейчас готовящегося встречать врага на верхнем Дону.

Расцеловались и с остальными.

— Турки-то вон они, оказывается. — Путало поправил сбившуюся шапку, отпуская довольного Космяту Степанкова. — На самых наших подкопах строятся.

— Нехай строятся, — многозначительно добавил Космята. — Пока.

— Так ты с нами, значится? Не утерпел?

— Ага, — заржал Путало. — У юбки насточертело сидючи.

— Таки и женился?

— А то. Чем мы хуже других? Всё при нас осталось. Мы вот, миленькие мои, с твоим пластуном вместе решили к вам добираться. Нынче и пришли.

Борзята, которому наскучило стоять в стороне, не участвуя в разговоре, вклинился между ребятами:

— Как же вы пробрались-то? Черноты-то то окияны внизу.

Петро ухмыльнулся:

— А у нас свои дорожки имеются. Тебе, может, надо куда, так ты скажи, проводим.

Грохнули казаки. Атаман, рассмеявшись, сжал Петра в объятиях:

— Не, мне и тут хорошо.

Борзята всё-таки не утерпел:

— Колись давай, через слухи, что ли?

— Слухи? — Петро сделал вид, что не понял о чем речь. — Какие слухи, сплетни?

— Да ну тебя. — Валуй несильно толкнул друга в плечо. — Будто не знаешь?

Более серьезный Путало кивнул вниз:

— Стоят слухи-то? Не обвалились?

— Стоят, чего им сделается. Мы туточки, пока вы незнамо, где на перинах валялись, кучу новых наделали. Версты! Как раз здеся недалече пару входов есть. А в них подарочки туркам приготовили.

— Добрые подарочки. — Космята перехватил поудобнее секиру. — А ишшо будем к ним в гости не званы лазить.

— А шо за подарочки? — Петро тоже скинул улыбку.

— Так, зельем ходы забили. Как они полезут, под ногами и подорвем.

— То добрая шутка. Нужная.

— Ага. Ещё какая добрая. То-то они нашей доброте рады будут.

Казаки улыбнулись, расправив усы.

— А нечего к нам до Азова ходить.

— Оно бы так, миленькие, — неуверенно согласился Путало. — Раз уже приперлись, пущай получают по полной, но так, чтобы проняло.

— Как так? — Борзята выглянул из-за плеча невозмутимого брата.

— Ну, так. Мне Косой сказал, что с тобой и с казаками будем по тылам их шуметь. Кому как не вам? Ходы-то, как свою длань знаете.

— Верно. — Валуй усмехнулся. — Это ты верно сказал. На такие дела мы всяко-разно горазды.

— Ага, вот только отобьёмся сперва. — Голос Никиты Кайды выдал серьёзную озабоченность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Заморская Русь
Заморская Русь

Книга эта среди многочисленных изданий стоит особняком. По широте охвата, по объему тщательно отобранного материала, по живости изложения и наглядности картин роман не имеет аналогов в постперестроечной сибирской литературе. Автор щедро разворачивает перед читателем историческое полотно: освоение русскими первопроходцами неизведанных земель на окраинах Иркутской губернии, к востоку от Камчатки. Это огромная территория, протяженностью в несколько тысяч километров, дикая и неприступная, словно затаившаяся, сберегающая свои богатства до срока. Тысячи, миллионы лет лежали богатства под спудом, и вот срок пришел! Как по мановению волшебной палочки двинулись народы в неизведанные земли, навстречу новой жизни, навстречу своей судьбе. Чудилось — там, за океаном, где всходит из вод морских солнце, ждет их необыкновенная жизнь. Двигались обозами по распутице, шли таежными тропами, качались на волнах морских, чтобы ступить на неприветливую, угрюмую землю, твердо стать на этой земле и навсегда остаться на ней.

Олег Васильевич Слободчиков

Роман, повесть / Историческая литература / Документальное
Битая карта
Битая карта

Инспектор Ребус снова в Эдинбурге — расследует кражу антикварных книг и дело об утопленнице. Обычные полицейские будни. Во время дежурного рейда на хорошо законспирированный бордель полиция «накрывает» Грегора Джека — молодого, перспективного и во всех отношениях образцового члена парламента, да еще женатого на красавице из высшего общества. Самое неприятное, что репортеры уже тут как тут, будто знали… Но зачем кому-то подставлять Грегора Джека? И куда так некстати подевалась его жена? Она как в воду канула. Скандал, скандал. По-видимому, кому-то очень нужно лишить Джека всего, чего он годами добивался, одну за другой побить все его карты. Но, может быть, популярный парламентарий и правда совсем не тот, кем кажется? Инспектор Ребус должен поскорее разобраться в этом щекотливом деле. Он и разберется, а заодно найдет украденные книги.

Ариф Васильевич Сапаров , Иэн Рэнкин

Детективы / Триллер / Роман, повесть / Полицейские детективы