Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

А в это время виновница слухов о пулемете, васькина сестренка, сладко спала, уткнувшись вредным носиком в подушку, и волнистые длинные ее волосы подрагивали на тонкой девчоночной шее.

Финка

По земле со скрипом, тяжело грохоча железным телом, полз бульдозер. За ним тянулись острые грядки влажной земли и примятая массивным ножом гладь дороги с четко прорисованными следами гусениц. За пыльными стеклами кабины сидел сердитый бульдозерист: руки на рычагах. Финка блеснула в крошеве земли неожиданно, будто кто-то невидимый и злой всадил ее резким ударом в мягкую глину. Мальчишки замерли. Трактор, не замечая их, урчал, фырчал и двигался вперед.

Финка! Настоящая, с усами «по-немецки», в рыжей глине: ручка наборная, лезвие длинное, острое.

— Ух ты! Наверное какой-нибудь пленный потерял.

Немецкая финка пошла по рукам. Приятная ручка, гладкая, удобная: «усы» (на полсвастики смахивают) надежно страхуют ладонь от острой стали. А сталь блестит, как зеркало!

— Бежим! — Увидят взрослые финку — отнимут.

Прибежали мальчишки в овраг, вытерли финку о густую траву (нашенскую, самую зеленую в мире), а на лезвии злое слово: ну точно — фашисткое какое-нибудь. Сидят мальчишки в траве, смотрят на них разные одуванчики, «часики», «кашки», колокольчики, ромашки, порхают бабочки, зудят мухи да пчелы, копошатся в траве букашки-таракашки да божьи коровки, дрыхнут в небе облака, и отражается мир этот русский в немецкой стали — страшно!

— Выбросить ее надо! — решили мальчишки.

Но куда? В речку нельзя — жалко речку. И в землю нельзя. И… никуда не выбросишь финку, вот в чем дело.

— В «уборку»! — кто-то догадался.

Подошли к «уборке», открыли дверь, вздохнули украдкой друг от друга (себе бы такой нож), и булькнула финка в дерьмо — буль. Туда ей и дорога.

Вечером, играя у доминошного стола в ножички, услышали мальчишки обиженный говорок дяди Васи-бульдозериста:

— Ручку из плекса набирал, лезвие из немецкого гаечного ключа точил, руки посшибал: сталь-то «Золинген». А потом закалил ее — крепче алмаза стала, честно говорю, и блестела хоть смотрись и брейся. Где я его посеял?

Слушали мальчишки дядю Васю, переглядывались: только бы не догадался. А когда стемнело и взрослые разбрелись по домам, сели за доминошный стол, финку вспомнили.

Все верно! Потому и ручка гладкая, удобная, что набрал ее дядя Вася, мастер на все руки! И сталь блестела, и острая как бритва, — что он не знает, как бритвы затачивать?! А буквы он специально оставил, чтобы показать, какой «зэканский» нож можно сделать из обыкновенного немецкого гаечного ключа. Да он…

Но в это время прокричало стоголосо: «Вася, домой! Слава, Коля» и пошли мальчишки по своим подъездам.

Грохнули за ними двери двухэтажек, и вскоре в огромной вселенной погасло несколько десятков звезд подмосковного поселка.

Фальшивомонетчик

Ему нравилось собирать деньги и покупать на них что-нибудь нужное.

Но в тот день он полез в тайник с другими целями. Ему срочно понадобились два металлических рубля. Он взял их и пошел в сарай, где лежали в ящике для гвоздей старый напильник, казеиновый клей, которым, мама говорила, можно «черта склеить», клок наждачной бумаги и другие слесарно-столярные принадлежности.

В сарае было сыро. Он еще подумал: «А вдруг не получится?» Но дикая, властная сила увлекла его, разгорячила. Он положил монету на порожек — обыкновенный деревянный брусок, о который упиралась дверь, — и старательно с нажимом провел по «орлу» большим напильником со ржавыми висками и отколотым носом. «Получится!» — почему-то показалось. Вскоре, однако, заболела спина. Он поднялся, посмотрел на монету: «орел» оказался крепким орешком — ни одной царапины!

— Вот это да! — не поверил своим глазам.

Самое бы время положить деньги на место, но нет!

— Петька сделал «двушку» с двумя «решками», а у меня будет «рубль» такой же! Кто догадается? Зато у всех выиграю! Получится! Сточу две монеты и склею их.

Дрыг-дрыг, — скрипел напильник о монету. Дрыг-дрыг. «Обязательно получится!» Но монета была из крепкого металла. Она волчком вертелась по порожку, впивалась в пальцы, сбрасывала на них напильник, дразнила его.

— Получится! — рычал он. И вдруг, отбросив напильник, крикнул: — Я понял! Его надо сплющить!

Подхватил с пола молоток, ударил им по «орлу» — дело пошло! Уже после трех ударов «орел» сдался, потерял лицо. Он ударил по монете еще несколько раз и, смахнув пот со лба, поднялся, посмотрел на дело рук своих:

— Ух ты!

Ни «орла», ни «решки» на монете! Гладкая получилась монета, как обыкновенная бита. Сразу стало грустно. Сырость сарая щекотала холодом вспотевшие руки, лоб, спину. Он закрыл дверь, поплелся домой. Там нудно тикали часы.

— Ничего себе! Только двадцать минут прошло! А копил этот рубль десять дней.

Вечером он показал монету соседу. Тот был старше его, уже работал и понимал толк в этих делах.

— Чудак — человек! — усмехнулся молодой рабочий. — Старым рашпилем задумал рубль сточить! Да без верстака.

Сочувствие смягчило боль. Он честно спросил:

— А что теперь с ним делать?