Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г

В августе доставил Опухтин Кантакузина в Москву.

Хлопотали о посылке Фомы Кантакузина в Москву византийский патриарх Кирилл, голландский посланник и некоторые турецкие вельможи. Подобрали специально человека греческой веры, зятя Молдавского правителя, чтоб на Москве было к его словам больше доверия. Привез он царю две грамоты, от султана Османа и от визиря Гуссейна, «что пришло время подпоясаться воинским храбрым поясом, и чтоб царь такого времени не пропускал». А если русские вступят с поляками в войну, то обещали вернуть русским Смоленск. О том же патриарх Кирилл писал Филарету.

Сам Фома Кантакузин Филарету рассказал, что султан двинет на Римского цесаря, чтоб тот полякам не помогал, своих ставленников из Венгрии, Семиградья, Валахии и Молдавии, а сам султан пойдет на поляков, и война будет идти 10 лет.

Филарет против поляков был настроен решительно — «неправды их и московского разорения забыть нам нельзя», — но перемирие подписали на 14 лет, и пообещал он так: «Хотя бы в малом чем польский король мир нарушил, то сын мой для султановой любви пошлет на него рать, и людям ратным велено быть наготове…».

Однако очень уж удачно все складывалось, и собрали на Москве 12 октября Собор, куда пригласили и донских казаков с атаманом. Собор же решил снова воевать с поляками.

Нужен был повод, и через три дня после Собора послали в Польшу гонца Борнякова с грамотой, чтоб паны правильно царский титул писали, иначе мол будем мстить.

Но пока вот так собирались, поляки и запорожцы под Хотином разбили турок и заключили с ними перемирие, а в Ливонии заключили перемирие со шведами.

Московским же людям направили паны ответную грамоту (привез ее Борняков 2 февраля 1622 года), где писали разные нехорошие слова про всех, начиная с матушки царя Ивана Васильевича Грозного.

Оскорбленный великий государь послал людей по городам собирать войско, «но грамоты о выступлении в поход не приходили», — записал С. М. Соловьев.

Куда ж теперь лезть в одиночку! Сильны поляки, задорны. Помнили московские ратные люди атаку польской кавалерии под деревней Клушино. Не дай Бог еще раз такое увидеть! Нет, рано нам с поляками воевать.

На Дону же, прознав про польскую силу, турецкую слабость и московскую нерасторопность, направились вольные люди при первой возможности в море за зипунами. За две недели до Великого дня, в начале апреля, вышли в море больше тысячи казаков, и старых и новопришлых. Да вслед за ними в мае, после Николина дня, двинулась еще одна партия — запорожский атаман Шило, сотни три черкасов и местных ребят с тысячу. Запорожцам поляки по условиям перемирия запретили по Днепру в море выходить, так они на Дон пришли…

Погуляли вольные ребята прямо под стенами Стамбула. Султан в ярости грозился визирю голову за нерадение отрубить. Но это, видимо, была его последняя угроза. В Стамбуле восстали янычары. В начале мая султана Османа убили и посадили на престол его слабоумного дядю Мустафу. Этого несчастного один раз уже свергали, но не убили, оставили, видно, про запас. Визирь все равно не уцелел, убили его вслед за султаном.

Татары, которым турки запрещали нападать на русские земли, теперь почуяли слабинку. Две тысячи их явилось на охрану Азова, но Азов охранять не стали. Наоборот, стравили азовцев с казаками. В начале июня прислали они в Войско сказать, чтоб явились донцы на Окупной яр мир обговорить и пленных обменять. Донцы, человек 30, поехали. Татары их подпустили и всех перебили, после чего, захватив с собой желающих азовцев, отправились на русские земли за полоном.

Все Великое Войско Донское всколыхнулось. Понеслись гонцы в верхние городки, чтоб перехватили татар на Казанской переправе. Сам войсковой атаман Исай Мартемьянов отправился на Мертвый Донец с шестью сотнями ждать татар и азовцев на верхнем перевозе. Тут с моря пришли гулебщики с богатой добычей, те, что первыми в начале апреля уходили, и тоже подключились к вспыхнувшей под Азовом войне.

И посольство Фомы Кантакузина, ведущее сложную антикатолическую интригу, и московские власти, прозевавшие удобный случай поквитаться с поляками, не хотели разрыва отношений России и Турции из-за казачьих зипунов. Летом из Москвы вместе с Кантакузиным поехали в Стамбул царские послы Иван Кондырев и дьяк Тихон Бормасов, прихватившие с собой жалование для казаков.

Ехало посольство на Дон с большой опаской. Охраны с ними, набранной по городам, было человек 800. Еще у Воронежа атаман Епифан Радилов, ехавший с посольством, стал послам высказывать: «Призывали меня в Москве к боярам, и бояре приходили на меня с шумом, меня и Войско все лаяли и позорили; а наше Войско — люди вольные, в неволю не служат, и вы, посланники, на Дон идите к началу, как Войско изволит, так над вами и сделают». Перепуганные послы дали знать в Москву: «Ждем себе задержания многого на Дону».