— Сдох-таки, Азра… — но не прошло и секунды, как его улыбка померкла, а глаза наполнились страхом. — Почему… почему печать все ещё не?..
Он не смог договорить — застыл на полуслове и внезапно замер.
Яркая вспышка вновь озарила помещение, ослепив всех присутствующих в нём. Перед глазами возникло истерзанное долгими мучениями лицо; безглазое и беззубое — такое, что даже не снится в страшнейших снах. Это было лицо Азраиля, что смотрел на него кровавыми пустотами вместо глаз, с той же ехидной улыбкой.
— Это… невозможно.
Кисть Азраиля, на которой оставалось лишь два пальца, за долю секунды пробила грудь обездвиженного вассала и сорвала камень с его шеи, унося его с собой в неизвестность.
— НЕТ! — взвыл Рафаил, метнувшись в сторону вспышки, но тут же подкосился и, свалившись, прокатился по поверхности пола.
Вспышка погасла — и теперь на месте, где должен был висеть Азраиль, вновь никого не стало. Баронк же… взревел от ярости.
…война только начинается.
Точнее, я возвращаюсь в самое начало — во времена, когда всё только зарождалось.
Вспышка погасла.
Кричать и радоваться уже сотню лет как не входило в мои привычки, но… место, в котором я находился, всё же сменилось другим. Схожим с прошлым, но… абсолютно другим.
Видит Бог, это не Преисподняя! Я не погиб.
Гравитация, скорость мысли, зрение и боль. Ощущения вернулись, взрывая мозг старой и сильно забытой информацией; а в глаза ударил свет. Но не тот, что исходит от Солнца, Лютры и так далее — а тот, что отражает работоспособность полностью здоровых глаз.
Я поморгал — поначалу сложно, но потом привыкаешь — и закатил глаза от наслаждения.
Иди ты к чёрту, Рафаил, мои глаза видят!
Прошлую сотню лет я обитал в одной и той же комнате — в одном и том же положении. И уже начал забывать о том, как выглядит мир за её стенами, но сейчас… передо мной появилось что-то совершенно не похожее на темницу Седьмого неба.
Кто говорил, что Боги не плачут — пусть все горят в Аду! Я заплакал и бровью не дёрнул. Пусть льются слёзы, копившиеся сотню лет. Пусть соль покалывает глаза, которые видят. Пусть руки, почему-то очень хилые, трясутся от эмоций. Пусть боль в голове доставляет дискомфорт, а капля крови на пульсирующем виске стекает к подбородку.
Я буду плакать столько, сколько захочу. Они слишком долго заставляли меня улыбаться через силу.
Пришло время поплакать.
Наревевшись вдоволь, я стёр с лица слёзы, смешавшиеся с кровью. Прислушался и огляделся. Судя по всему, сидел в подвале с пробитой головой. Вполне обычно для меня в прошлом — парнишки, что ощущал столь жуткое давление со стороны ублюдка-отца.
Никакого освещения; тьма и сырость, наполненная сдавленными стонами, доносящимися откуда-то… издали.
Поднявшись на ноги, я внимательнее вгляделся в помещение. Паутина по углам, высокая дверь.
С лёгким удивлением оглядев себя, я осознал, что оказался в своём теле в совсем юном возрасте; печать возврата сработала успешно. Мне удалось обмануть смерть.
…треснутое грязное зеркальце попало в мои руки тут же, как было замечено.
Я смотрел на себя через кромешную тьму, но этого вполне хватало, чтобы понять… это моё тело, лицо. Совсем юное, с только-только растущими волосками на щеках. Тёмные сальные пряди и глаза… чёрные, как ночь.
Но мои.
Большего в себе ничего разглядеть не успел.
Шаги за дверью раздались быстро и резко; кто-то дёрнул её на себя, и я вернувшимся зрением заметил фигуру, возникшую на пороге. Высокий мужчина с седыми волосами. Одежда простая, запятнана красно-бурыми пятнами.
Неужели?..
…сложно передать, что я ощутил, увидев его в проёме, в этом месте. В голове всплывали отголоски из моей прошлой жизни, но эмоции пока были где-то на грани между тем, что чувствовал я — дикую злость за всё, что он сделал со мной — и тем, что чувствовал «юноша» — а именно, дикий страх.
«Отец» — промелькнуло в сознании.
От вида отца меня невольно бросило в холодную дрожь; захотелось зарыться под землю, выполнить его приказ и избавиться от этого давления. Но пока я, в силу того что не мог контролировать своих же эмоций, мог лишь делать то, что сделал бы «я» прежний.
— Снова рыдаешь, словно бесхребетная шлюха? Я, кажется, сказал тебе пройти внутрь, — лицо старика не предвещало ничего хорошего.
Я, вытирая слёзы, всмотрелся в него. Ошибки быть не может; ссадины, порезы, кровоподтёки… кажется, он только после тяжёлого сражения.
— Мне долго ждать? — он вновь скользнул по мне глазами.
За всю свою жизнь я жалел лишь о двух вещах. И самой первой из них было то, что я убил отца позже, чем должен был.
Второй — что не смог защитить Нейлу и Феликса от силы Богов.
Ни слова ни говоря, я встал на подрагивающие от слабости ноги и направился следом за ним.
…комната за массивной дверью была погружена в полутьму — её освещал свет одной керосиновой лампы. Впрочем, даже этого тусклого света хватало, чтобы вспомнить: какое здесь произошло сражение.
Тёмный орден против Павшего. Сражение двух никчёмных группировок, что считали себя аристократами.
Как же я был наивен тогда… думал, и впрямь сражаюсь за что-то святое. А по итогу…