Aztechs

Он посмотрел на пилюли, но не притронулся к ним.

«Давай, прими-ка! Я добыл их специально для тебя.» Я был так сконфужен этой стычкой, мои эмоции были на взводе, и, хотя я был разъярен, мне хотелось заплакать и обнять его.

Он потыкал пакетик указательным пальцем. Я понял, что он умирает от желания принять пилюли, и это тоже было причиной эмоционального конфуза моим намерением было с помощью пилюль сделать его счастливым, но мне также доставляло удовольствие видеть его слабость. Он открыл застежку пакетика, высыпал капсулы на стол, потом спросил тоном послабее: «Что ты делаешь сегодня вечером, сынок?»

«Хочу встретиться с Гваделупой в „Крусадос“. У нас дела.»

Он презрительно фыркнул.

«Что это с тобой, старик?», спросил я. «У Лупе больше денег, чем у господа бога. Она моя бледнолицая испанская подружка.»

Он поднял желатиновую капсулу против света — как ювелир, проверяющий качество сапфира. «Эта женщина играет тобой», сказал он.

«Все играют со всеми. В этом суть.»

«Да, но ей это удается гораздо лучше, чем тебе.»

Я снова начал злиться. «Мне надо идти», буркнул я ему.

«Сколько нужно принять?» Он собрал все пилюли в горсти.

«А насколько ты хочешь зайти?»

Его глаза стрельнули на фотографию. «До конца», ответил он.

x x x

Папа и я жили в месте, которое когда-то было известно как Мехикали, но почти стало промышленной зоной того единственного города, что протянулся от Залива до Тихого океана, извиваясь, как змея, вдоль 1200-мильной лазерной ограды, сконструированной для защиты Америки от бедных, уставших, голодных, подавленных масс, стремящихся к свободе. Ограда — как и город, ею проклятый — стала называться Эль Райо — Луч, и жить рядом с этой чудовищно громадной ловушкой для жуков, этим феерическим занавесом, натянутым между 100-футовыми титановыми мачтами… что ж, говорят, что жизнь под силовыми линиями вызывает рак, однако жизнь вблизи Эль Райо вызывает рак разума, рак души. Не то, чтобы в намерение входило сделать ограду столь опустошающей, хотя занавес огня, который может поджарить вашу задницу независимо от того, с какой скоростью вы его пытаетесь миновать, это, конечно, самое последнее изобретение в барьерах, окончательное утверждение презрения и отсутствия интереса. Нет, как однажды сказал папа, эта ограда настолько велика, настолько логична и настолько деструктивна, что она гораздо сильнее действует как символ, чем как изоляционистская тактика. Когда ее включили, ночи вдоль границы навеки стали красными, и все, что случается с того дня, приобрело этот кровавый оттенок. Каждое действие, каждая эмоция, любая мечта.