Азы волшебства. Принципы магического взаимодействия с миром

Данный миф говорит скорее о предназначении первоязыка, нежели о его происхождении. Адам не просто именует животных, чтобы было как их называть, – в этом случае ему бы пришлось также давать имена камням, деревьям и кустам. Он дает имена животным, чтобы оценить их способность быть полезными для него. Другими словами, Адам ищет партнера, отмечая именами окружающих его зверей. Закончив, он понимает, что не преуспел в своих поисках. И тут вмешивается Бог, создавая для Адама подходящего партнера – первую женщину, которую Адам называет Ashah, или женой, поскольку, по его словам, она «взята от мужа (‘ish)» [Бытие 2:23]. В иврите между словами ‘ashah и ‘ish существует очевидная связь, которая в английском языке отсутствует. Они звучат очень похоже. Однако после грехопадения Адам изменил имя жены: «И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих» [Бытие 3:20]. Имя Ева (по-еврейски Хавва) происходит от семитского корня, означающего «жить»[95]. И, что интересно для нас, язычников, тот же семитский корень присутствует в имени ассирийского божества Эа.

Язык определяет и проверяет взаимоотношения Адама с окружающим миром. Адам выявляет возможности своих партнеров-животных, давая им имена, а когда его отношения с женой изменяются из-за грехопадения, он меняет и ее имя, чтобы оно отражало новое положение дел. Также интересно отметить, что в этот момент она становится человеком с именем, созданным специально для нее. Ее больше не зовут «отмужняя», теперь она – «источник жизни». Она больше не цель, но начало, не предмет, а человек. Гностики могут толковать этот элемент мифа, как пожелают. Другой миф о происхождении языка в Библии объясняет, как мы перешли от первичного состояния единого языка к состоянию колоссального многообразия. Люди, говорившие на иврите, жили в тесном соседстве с множеством людей, говоривших на других языках; при этом многие языки имели лишь отдаленную связь с ивритом. Вместо того чтобы признать, что язык крайне изменчив и может трансформироваться даже в течение нескольких лет – факт, который прекрасно известен сегодняшним лингвистам, – Библия создает миф (пусть и не очень обоснованный с точки зрения логики) о том, откуда взялось такое многообразие:

На всей земле был один язык и одно наречие.

Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там.

И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести.

И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли.

И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие.

И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать;

сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого.

И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город [и башню][96].

Из этого мифа мы узнаем о месте и времени разделения языков: это случилось в Вавилоне вскоре после возникновения городов. В буквальном смысле нам становится известно, что один язык ко времени строительства первых городов уже разделился на множество языков и диалектов. Однако метафорически эта библейская история говорит о том, что ее автор считает развитие городов, во-первых, вызовом власти Бога и, во-вторых, помехой для общения. При этом не исключается возможность, что где-то на Земле по-прежнему существует первоязык.

Первоязык и идея превосходства