Читаем Б Отечества… (СИ) полностью

[i]Тапёр (фр. tapeur от taper, букв. — «хлопать, стучать») — во второй половине XIX — начале XX века музыкант, преимущественно пианист, сопровождавший своим исполнением танцы на вечерах, балах, впоследствии — немые фильмы. Название профессии произошло от манеры исполнения, так как зачастую в наличии имелось лишь пианино низкого качества, на котором приходилось играть, буквально стуча по клавишам.

[ii] Третье сословие — во Франции старого порядка все группы населения за исключением привилегированных, а именно — духовенства и дворянства. В отличие от первых двух сословий, третье сословие платило налоги.

[iii] ЕЩЁ РАЗ! Автор отделяет себя от ГГ! Не надо писать мне гневные посты о том, я в корне не прав и вообще — продался Западу. Точку зрения ГГ и примерный вектор его действий я написал ещё в аннотации к ПЕРВОЙ книге!

[iv] Отсутствие паспортов у колхозников тема сложная. Одни пишут, что они ничего не решали, и паспорта, дескать, были просто не нужны. Колхозник со справкой от сельсовета мог свободно мотаться по району и чуть не по стране, а получить паспорт якобы мог в любой момент, не получая только потому, что не было необходимости.

Другие пишут, что реально из большинства колхозов можно было уехать только на «комсомольские» стройки или в армию (ещё на учёбу, но и здесь всё не просто так), а получить паспорта и ПРОСТО уехать на хер из колхоза было проблематично и в 50-х гг.

[v]Ма́лые голла́ндцы — условное название голландских художников XVII века, писавших небольшие, тщательно отделанные картины. Сюжеты, как правило, тоже были камерные, преимущественно со сценами повседневной жизни.

<p>Глава 4 Париж. Весна. Любовь</p>

— Вы понимаете, Алексей, как повезло? — проникновенно сказала Эка Папиашвили[i], склоняя набок некрасивую одутловатую голову в скверном парике и пронзительно глядя на меня выпуклыми, базедовыми глазами, испещрёнными багровыми прожилками, — Это Сердце Парижа, его настоящий центр! Лувр, сады Тюильри, это всё ерунда! Там невозможно, просто невозможно жить! Поверьте мне, Алексей. Я знаю, о чём говорю!

В голове, после тяжёлой дороги, звенящая пустота и никаких мыслей. Хочется только затащить наконец свой багаж наверх, помыться и сходить поесть.

— Латинский квартал — вот где сердце Парижа! — патетически восклицает Эка, — Здесь и только здесь настоящая жизнь!

Киваю машинально, сейчас я готов согласиться на что угодно… Да и русский язык хозяйки стал для меня изрядной неожиданностью, несколько выбив из привычной колеи.

— Вам повезло, Алексей! — снова восклицает она, и я вяло отмечаю, что восторженности и восклицательных знаков в её речи избыточно много, — Вы не представляете, сколько было желающих здесь поселиться, но я отказала всем, потому что я вижу, вы порядочный юноша! Вы понимаете, как вам повезло, Алексей?!

Киваю, вымученно улыбаясь…

— Да что вы меня задерживаете! — внезапно возмущается она, — Пойдёмте!

Грузно переваливаясь с боку набок, она начала подниматься по узкой, скрипящей деревянной лестнице, ощутимо прогибавшейся под её весом. От женщины ощутимо пахнет застарелым потом и духами. Большой отвислый зад ходит ходуном перед моим носом, прямо на глазах пятна пота на спине и подмышками становятся больше.

— Уф-ф… — выдохнула она, взойдя наверх, — утомили вы меня, Алексей!

— Ну, смотрите, смотрите! Видите, как вам повезло? Вот здесь… — она сделала широкий жест, показывая на стену мансарды, украшенную картинами самого дурного вкуса, — Сорбонна! А подойдите к окну…

Она распахнула окошко и встала сбоку, указывая меня рукой куда-то в небо.

— … видите?

— Н-нет, — отвечаю озадаченно, не в силах протиснуться мимо Эки, — Я, собственно…

— Это Латинский квартал! — перебила она меня, — Кто бы вам что ни говорил, но это самый центр Парижа! Вы понимаете, как вам повезло? Там, менее чем в километре, Сорбонна! Храм наук! Профессура, друзья, студенческая жизнь… Ах, Алексей, как я вам завидую!

— Кстати, — Эка переменила тему разговора, — вы французский язык знаете? Я на шести языках говорю!

За каким-то чёртом Папиашвили произнесла несколько фраз на скверном немецком, на иврите и на довольно-таки сносном английском, уставившись на меня с видом победительницы. Киваю, натягивая на лицо уважительную гримасу.

— Дочка на девяти говорит, — похвасталась Эка, — она оперная певица! А я математику преподаю…

— Кстати, эти картины, — повела она рукой, — я сама писала!

Вид торжествующий, будто мы участвовали в каком-то важном соревновании, и она выиграла, прямо сейчас позируя на пьедестале под вспышками фотоаппаратов. Ликует толпа фанатов, скандируя «Эка! Эка!», а журналисты, наперебой, восхищаются её знанием языком, картинами и талантами преподавателя.

Выбросив из головы дурацкую кинематографическую сценку, киваю… мне ещё весь остальной багаж наверх затаскивать, а хочется только есть, спать и пить. В поезде по ряду причин не удалось поспать, а ел больше двенадцати часов назад, да и пил, кажется, немногим меньше.

Перейти на страницу:

Похожие книги