Б/У или любовь сумасшедших

Когда Николай в десятый раз назвал Гегеля Георгием Вильгельмом, а литературу — Литературой Иванной, она, как парашютист к прыжку, приготовилась к паузе, чтоб встать и попрощаться.

Но пришлось ждать, и, проклиная свою идиотскую деликатность и болтливость хозяина, она только через час неслась по переходам метро, потом через пустынную привокзальную площадь.

Еще состав стоял у заснеженного перрона, а она уже забыла вечер на Выборгской. Осталась, пожалуй, лишь жалость к замученной завлабше. Подумала, что надо пригласить ее на ближайший симпозиум, лучше международный, чтоб отвлеклась хоть ненадолго от своей, судя по выражению ее глаз, мучительной жизни.

Потом Кольчец обмолвился однажды, что, увидев ее, подумал: «Кровь из носа, но эта женщина будет моей».

Кровь из носа у него действительно бывала часто — хрупкость сосудов. И еще по пьянке проболтался, что иногда напоминала ему рыбу, проглотившую крючок.

Нет, в тот зимний вечер на Выборгской крючок не был проглочен. Потом — да. Хорошо, пускай крючок. Но, кажется, это не стыдно — заглатывать крючки. А он был умелым рыболовом.

Итак — Несчастная Рыба, Заглатывающая Крючок.

Правда, через месяц, когда он со снастью появился в Москве, она немножко видела крючок, такой простенький крючочек, сделанный из следующего сплава: Одиночество, Жестокая мама, Тяжелое детство, Смертельная болезнь («но я решил — до последнего патрона»), Неудачный брак, Равнодушный сын. Занудная работа, высушивающая мозги.

И что-то невнятное насчет инородцев, умеющих устроиться и не дающих ходу другим. Резануло, но было невнятно, невнятно. Это уж потом не стеснялся.

Так вот — о крючке. Рыба хотела проглотить его и проглотила. Кроме того, она совсем ничего не знала о таланте особого рода. Прежде всего его можно назвать талантом перекрестного опыления. Это великое мастерство крылышкования. Нужно много, много читать. Как пчелка за день облетает сотни цветков, так мастер крылышкования снимает легчайшими прикосновениями пыльцу чужой мысли, чужой страсти, чужой боли, чужого слога.

И разве можно по вкусу меда отыскать один из цветков?

Видела летки, видела соты — десятки пухлых записных книжек, пленки с рассказами простодушно исповедующихся. Кольчец мечтал стать писателем.

Еще одним талантом обладал ее возлюбленный. Талантом помнить зло. Какое-то гомерическое злопамятство. Обиды сорокалетней давности. Ненавиделись даже потомки обидчиков. Как в законе о наследстве: первой очереди, второй очереди, дети, внуки.

Иногда казалось, что он безумен.

Неистовая ненависть к брату, к какой-то тетке — начальнице по работе, бесконечные рассказы о покойных папе и маме. В этом было болезненное.

* * *

«Ну вот, вспомнила баба, как девкой была. Девкой, правда, не была, но доверчива до идиотизма. Что это было? Жажда счастья. А кто вам сказал, что вы рождены для счастья?»

— Платон в своей работе «Республика» заметил, что фактически у каждого из нас, даже у тех, кто пользуется наибольшим уважением, есть ужасные, злые и противозаконные желания, которые проявляются в сновидениях. Итак, ответственны ли мы за свои сны или нет? Разве плохой вопрос?

«Ну, раз пошел в ход Платон, вряд ли вечером удастся поговорить с ним о том, что случилось!»

Саша толковал вовсю и вдруг вспомнил о ней.

— Ирина Федоровна, вы что там притихли? Устали? Дождемся бумажек, проспектов, конспектов, мистера Вуда, наконец, и по домам. Вы же хотите увидеть мистера Вуда?

— Нет, не хочу. Хочу есть и спать.

Иногда ей казалось, что Саша влюблен в нее. Неожиданно ловила его внимательно-печальный взгляд. Но с самого первого дня его прихода в лабораторию они взяли какой-то неестественный, преувеличенно-дружеский тон, и вот уже год, как не могли с него слезть.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Ответьте вы, я не решаюсь изложить свою точку зрения и потому воспользуюсь мнением великого Ницше. Он изложил это примерно так: «Люди желают отвечать за все на свете, кроме своих снов. Это слабость. Ничто не говорит о человеке так много, как его сны. Он и актер, и зритель этих спектаклей. В них полностью раскрывается «я».

— А вы фактором СПС тоже занимаетесь? — спросила лаборантка Светочка, показывая, что не лыком шита.

— И СПС, и ПДС, но это все темы закрытые, поэтому давайте еще по кофейку, а то Ирина Федоровна имеет вид…

— …мокрой курицы, — подсказала Ирина.

— Если угодно… Но я бы сказал — бездомной цапли.

— Цапли бывают бездомными?

— А как же! Вернулась на родное болото, а старого гнезда нет.

«Он знает обо мне больше, чем я полагаю, и, может быть, больше, чем знаю о себе я».

— Кто это сказал: «У человека нет природы, у него есть история».

— Значит, у меня нет болота, но есть история, связанная с ним.