Б/У или любовь сумасшедших

На станции «Кристофер» кондуктор захлопнул железную дверцу пульта и вышел. На следующей станции открылись двери с другой стороны и ушла толстая негритянка. Снова замелькали кабели, ниши, черные рельсы, укрепленные на стене тоннеля. Человек в углу вагона медленно встал и двинулся к Ирине. Теперь она разглядела его лицо — лицо мертвеца. Очень черные брови, землисто-бледная кожа. Глаза его были полузакрыты, но он шел прямо к ней. Ирина вскочила, человек вытянул руки с растопыренными пальцами. Ирина бросилась вправо, туда, где обычно в Москве была дверь к машинисту и наткнулась на скользкую железную стенку. Между пальцами человека, как в цирке у фокусника, блеснуло лезвие бритвы. Он прерывисто, как робот, повернулся и пошел на Ирину. Никогда не поверила бы, что может так кричать. Стук колес, ее крик, позвякивание какой-то железки и черный тоннель. Потому что в этом крике был не только страх перед тоненькой блестящей полоской, зажатой между костлявыми узловатыми пальцами, с ним вырвался весь ужас ее жизни в «заведении», гонок по бесконечной, чужой стране, ночлегов в мертвеннобезмолвных комнатах «Хилтона».

— Хелло! — сказал металлический голос над ее головой, и поезд резко рванул вперед.

Человек в сером кепи с длинным козырьком упал назад, как кукла, Ирину бросило на него, но она успела ухватиться за перекладину, больно ударившись о нее грудью.

Вагон несся с бешеной скоростью, а голос в репродукторе повторял:

— Хелло! Хелло! Хелло!

Станция была пустынна. Ирина вывалилась в дверь и побежала к лестнице в конце вестибюля. Вслед ей что-то кричали, бегущий навстречу кондуктор попытался схватить ее за руку, но она оттолкнула его. По пустынному подземному коридору, выложенному гнусным больничным кафелем, еще одна лестница. Блеклое небо, дома красного кирпича, негритята на досках катят по тротуару. Она махнула рукой проезжающему желтому такси и через десять минут сидела в пыльной гостиной, уставленной старинной русской мебелью.

— То был крези, я вам говорю, пани, то был крези, их тутай занатго… — Красивая дородная горничная в фартуке и наколке обтирала ее лицо каким-то лосьоном.

Родственники милого Джеральда оказались русскими. Потомки знаменитого Адмирала. Отец и сын. Какая-то их седьмая вода на киселе, племянница была замужем за братом Джеральда. Случившееся с Ириной не произвело на них глубокого впечатления.

— Нью-йоркская подземка — место чрезвычайно опасное. Там обитает всякая шваль, свободой которых здешнее правительство так дорожит, что скоро они перережут всех, как в России в семнадцатом, — прокомментировал сын Адмирала.

Пили чай с мизерным количеством кислого клубничного варенья в фарфоровых розетках. Красавица Бася шумела пылесосом в соседней комнате. Они были очень осторожны с ней, эти два обломка проклятого царизма. Спросили, не работает ли она в посольстве, как познакомилась с Джеральдом и Марджи.

Ответ — я завтра возвращаюсь в Европу — вполне удовлетворил их. Больше всего они боялись, что она попросит денег или прибежища. Успокоившись, стали расспрашивать о бывшей Родине. Старик покинул ее юношей в семнадцатом. Они были очень похожи и давно надоели друг другу, эти два немытых холостяка. Раздражение вспыхивало мгновенно, по пустякам. Старик затеял рассказ про революцию, сын пытался отвлечь — не вышло.

— Это клубника из нашего поместья в штате Коннектикут, — сказал белесый, похожий на Шаляпина сын и уронил алую каплю на пухлое пузо, — у нас там все по-русски.

— То есть безалаберно и глупо, — быстро добавил старик.

— Не надо было устраивать эту аренду, эту, извините меня, издольщину.

— А кто говорил пять лет назад, что необходимо?

— Я говорил?

— Вы, сударь, вы выказывали себя большим финансистом, и когда morgage…

— Та хватит! — крикнула Бася из соседней комнаты, — женщине неинтересно, вы ей про дяда расскажите, как его матросы пристрелили за то, что он их жалел. — Она появилась в дверях с сигаретой. — Дяд у нас…

— Бася, я не могу, вы же знаете, дым для меня опасен, — жалобно сказал Шаляпин.

— Ага. Ушла. — Бася исчезла и снова загудел пылесос.

Старик со слезами рассказывал о смерти Адмирала, но ненависть его была очень свежей, будто не прошло стольких десятилетий.

— Они появились везде… в лапсердаках… вы понимаете, о ком я говорю… они умели ораторствовать… вся эта шваль… вы понимаете, о ком я говорю…

Рассказ был длинным, чаю больше не предлагали, и ужасно хотелось курить.

Воспользовавшись очередной перепалкой по поводу какой-то ничтожной детали революционных событий на Балтике, Ирина вышла в коридор в поисках «комнаты отдыха», как называли в этой стране уборную. Пылесос гудел, а Бася, покуривая сигарету, листала порнографический журнал.

— Та курите здесь, у меня балкон открыт, — великодушно предложила она.