Б/У или любовь сумасшедших

Их поселили в занюханной гостинице на Бродвее, совсем близко от Гарлема. Предупредили: в сторону сто двадцатых не ходить. По Амстердаму тоже нежелательно, в Центральный парк только утром и днем. Оглушенные Джи-эф-кей, путешествием по Нью-Йорку, они сбились в комнате милых супругов Баренбоймов. Баренбоймы уже бывали в Америке, и следовало порасспросить их. Открыли консервы, нарезали твердокопченую, бутылки были у всех.

Илюша Баренбойм начал с главного:

— Кто нацелился на аппаратуру — покупайте здесь. У Тимура или у одного индуса на Двадцать второй. На обратном пути времени не будет, а у этих цены самые низкие.

Мужики возбужденно загалдели и приняли решение сразу же после пирушки идти к Тимуру, а то завтра потащат в Метрополитен, потом поездка по городу, потом отлет в Сан-Франциско.

Все вытащили бумажки со списком заказов, и Баренбоймы отвечали четко и толково.

Наталья спросила:

— Как называется магазин нашего уровня?

— Александер.

— Это далеко?

— Довольно. На Лексингтон-авеню. На метро по Красной до Седьмой авеню, пересадка на Желтую до Лексингтон-авеню, а там пешком близко. Здесь все в общем-то близко.

— А пешком?

— Пешком тоже хорошо. Через Центральный парк выйдете на Пятую, посмотрите улицу миллионеров, и по Шестьдесят восьмой дойдете. Спросите, где Александер. Это маршрут как раз для тебя. Самые шикарные места. Мэдисон-авеню, и все такое.

— Пошли? — спросила Наталья Ирину. — Лучшее знакомство с городом — это поиск нужного магазина.

Наталья быстро сориентировалась по какой-то удивительно глянцевой карте города, которую вытащила из сумки.

Они стояли на Бродвее, и Ирина была ошеломлена своим «неудивлением». Именно таким она и представляла этот город. И он очень нравился ей. Они обе узнали Линкольн-центр, Эмпайр-стейт-билдинг и слева небоскреб Крайслера.

Ирине казалось, что они уклоняются от намеченного маршрута, но ее совсем не волновал Александер и, наоборот, изумляло, как менялся Бродвей. Магазины становились попроще, замелькали греческие, итальянские и даже русские вывески. На улицу было вывалено жалкое дешевое барахло. Вьетнамцы торговали на тротуарах, сидя на упаковочном картоне; замечательно пахло специями, оливками, маслом, водорослями.

Казалось, все разделились на две половины: одни деловито шли по тротуару, другие сидели в кафе и ресторанчиках. Время от времени кто-то менялся: тот, что бежал целенаправленно, нырял в ресторанчик, и, наоборот, из ресторанчика выскакивал некто и включался в быстрое шествие по тротуару.

— Слушай, давай зайдем поедим чего-нибудь. Я угощаю. Хочется заесть аэрофлотовских куриц салатом, капустой, вон, смотри, вся витрина — свежие овощи. Идем, я угощаю.

— Хорошо начинаешь. Но погоди, пересечем знаменитую Сорок вторую, и мы почти у цели.

— У нас есть цель?

— А как же. Мэйсиз-департамент-стор.

— Что это такое?

— Это — Америка. Как мне рассказывали. А поесть там будет, наверное, дешевле.

«Знаменитая» Сорок вторая поразила обыденностью, да еще намалеванным на огромном куске фанеры портиком античного храма. Портик прикрывал алюминиевые контейнеры, нечто вроде огромных фургонов для отлова собак.

— Что это? — спросила Ирина.

— А черт его знает!

Потом Ирина узнала: в алюминиевые ребристые контейнеры полиция помещает проституток, криминалов, кого-то еще; там же берется анализ на СПИД или, как здесь говорят, Эйде. Но это потом, когда она полюбила этот город-монстр. Добрый монстр, дающий приют любому, дающий возможность выжить. А тогда, в первый день, они спустились еще вниз по Бродвею, Наталья сверилась со своей красивой картой-раскладушкой и напротив Эмпайр-стейт-билдинг буднично сказала:

— Нам сюда.

Мэйсиз ошеломил. Этот блеск, эта неслыханная чистота, этот незнакомый аромат, сверкание бронзы и вещи, вещи, вещи, гомерическое количество вещей.

Даже Наталья дрогнула. Впервые выглядела провинциалкой, простодушно открыла рот, опустились углы губ.

— По-моему, нам нечего здесь делать. И потом, зачем покупки сейчас, впереди две недели путешествия. Давай посмотрим и уйдем.

— У тебя сколько?

— Как «сколько»? Триста пятьдесят.

— А у меня три.

— Чего «три»?

— Тысячи три. Понятно?

— А как же ты провезла?

— А так. Взяла и провезла. И должок тут мне еще должны отдать в городе Сан-Франциско, так что не тушуйся. Главное, чтоб наши, — она презрительно скривила рот на слове «наши», — не засекли мои покупки. А в тебе я уверена — ты тождественна себе, то есть надежна.

«Она никогда не забудет вечер в гостинице «Атлас», — подумала Ирина.

Господи, как может быть счастлива женщина! Они «купили» тысячу прекрасных вещей — глазами. «Ты покупай глазами, — говорила когда-то в детстве мать, — глазами тоже удовольствие».

Потом поднялись на самый верх в кафе и’ съели по огромному салату, заправленному оливковым маслом, и еще какие-то оладьи, политые загадочным, не похожим на мед, медом.

— Это что — синтетика? — спросила Ирина.

— Это кленовый сироп. Читала у Хемингуэя? Гречишные оладьи с кленовым сиропом, всю жизнь мечтала попробовать, и вот мечта исполнилась. У тебя есть телефон Леонида Осиповича?

Ирина поперхнулась:

— Откуда?