Б/У или любовь сумасшедших

«Сумка при мне. Больше ничего не нужно, если Гаянэ подтвердит надежность Сашиной кредитной карточки. Про те другие — ни слова. Незачем впутывать Гаянэ. А сейчас — встать и идти в туалет. Из туалета — прочь: из гостиницы, из бывшей Страны Советов, из прошлой жизни. Хватит! Слишком тесно эта жизнь переплелась с неведомыми и грозными силами. Саша ведь дал понять определенно, чтобы не возвращалась. Саша — опасен. Опасны его деньги, его знания, его талант, его образ жизни, его лаборатория, его монстр — на проходной, его программа «будущее — прошлое», «прошлое — будущее».

Пусть Кольчец остается в его руках, пусть воскресает в качестве зомби. В конце концов он это заслужил. Он станет лучшим зомби мира, если программа будет работать. Мы все зомби. Потерянное поколение, добровольно согласившееся отказаться от человеческой жизни и стать зомби. Поголовное пьянство, безрадостный гнусный разврат, ненависть всех ко всем — разве это не зомбизм?»

— Держи лицо, — сердито бросила Наталья, — ты же не ка-татоник.

«Зачем ей — красавице, умнице, дочери профессора — нужно было становиться стукачкой?» Ирина улыбнулась Наталье, встала. Чуть было не попрощалась.

— Ты куда?

— Куда царь пешком ходит.

— А… ну давай. Джентльмены приглашают нас в ночной клуб, так что надо переодеться.

— Fine! It’s great![21] — нараспев произнесла Ирина.

В роскошном туалете с диванами для курения, с зеркалами, подсвеченными специально для гримирования, Ирина некоторое время повозилась с краном. Не могла разгадать, как включается вода. Наконец сообразила подставить ладони под носик, сработал фотоэлемент, и вода пошла. Этот эпизод почему-то развеселил, и она, улыбаясь, прошла через роскошный лобби[22]мимо фонтана и поджидающих гостей «лимо»[23] — на улицу. Уже через пятнадцать минут была возле «Травиаты». Дым коромыслом! В прямом смысле. Туман ароматных сигарет и сигар клубился в красно-сине-зеленом свете псевдостаринных ламп «тиффани». Гаянэ с помощником суетилась за стойкой, но ее увидела сразу, показала рукой вглубь кафе. Там был в углу свободный столик. Через минуту официант принес ей чашку кофе и бокал с коричневым, пахнущим травами, напитком. Гаянэ улыбнулась и помахала рукой, высоко звенел Марио Ланца:

О, растворись окошко,
Дай свидеться мне с нею.
Пред ней благоговею
И жду свиданья с ней.
О, Мари, о, Мари!
Ты навек унесла мой покой.

Эту песню они распевали в своем гнусном дворе, вернувшись из клуба им. Зуева, где на истрепанной ленте насмотрелись красивой жизни.

Джина Лоллобриджида с роскошной грудью, вываливающейся из белоснежного кружевного корсажа, роковая Казарес и несравненная Симона Синьоре…

Она пришла на сеанс со стеклянной банкой, завязанной марлей. В банке томилась лягушка, купленная за десять копеек для опытов по биологии. После фильма — унылая школа, унылые учителя, унылая биология. А вот лягушка оказалась лихой. Воспользовавшись темнотой и непрочностью марлевой повязки на горлышке банки, она исчезала и сгинула навсегда в недрах клуба Зуева, потом, наверное, Лесной, и, может быть, даже добралась вприскочку до Белорусского вокзала и уехала поездом Москва — Париж.

На дальней станции сойду…

Забылась биология, все эти пестики и тычинки, вызывающие смутное сексуальное беспокойство, исчезла, отодвинулась во мглу памяти полунищая жизнь дочери врага народа, а вот песенка «О, Мари! О, Мари!» — осталась.

Ирина чувствовала, как взлетает и замирает, падая, сердце. Она никогда больше не вернется туда, не увидит клуба Зуева, и переулка на старом Арбате, и своего любимого здания — старой усадьбы на углу переулка. Это жаль. Но зато она никогда не увидит профессорскую дочку-стукачку, наркомана Сашу и этого, с оттопыренным мизинцем, приставленного к ней. Теперь она была уверена — к ней, к ней! Что их волнует? Как что?! Их совместная работа с Сашей. Узнавать будущее и прошлое — это ли не мечта, не сладость?

— Ну что, решилась? А на что будешь жить? — спросила Гаянэ, садясь рядом.

— Как вы поняли? — спросила ошарашенная Ирина.

— По лицу. Появляется специальное выражение: отрешенности.

Ирина сказала, что решит только после того, как узнает, действительна ли кредитная карта, имеющаяся у нее.

— Сейчас узнаем.

Гаянэ забрала Сашину карточку и ушла.

Скажите, девушки, подружке вашей,
Что я не сплю ночей — о ней мечтаю,
Что всех красавиц она милей и краше… —

голосил то ли Ланца, то ли дель Монако. Ирина потягивала душистый напиток и ощущала, как опадают с нее на коричневую матовую плитку пола тяжелые куски чего-то.

— Это нормально. Но для Европы. Завтра можно перевести часть сюда. Приходи утром, я сделаю, а сейчас — извини.

Ирина вынула деньги.

— Гаянэ, сколько?

— Не дури! У меня достаточно, чтобы угощать тех, кто мне нравится. Еще? Этот напиток называется пикон. Выпей.

— Нет. Спасибо. До завтра.