Б/У или любовь сумасшедших

Странность была вот еще в чем. Будучи в миру человеком сугубо штатским, Кольчец из мира время от времени исчезал и обнаруживался в разных родах войск. Он любил демонстрировать себя запечатленным на броне танка или возле готового взлететь сверхскоростного истребителя. Рассказывал о настоящей воинской дружбе, о знакомствах с высшим звездным начальством, время от времени писал боевым друзьям. Но ответов не поступало ни письмами, ни звонками. Воины глухо молчали, чем демонстрировали, как она понимала теперь, завидную обстрелянность и «нормальный откат». А Кольчеца она разгадала: в армии некому завидовать. Ну совершенно некому, и тогда, конечно же, там легко. А в доме Антона ему было мучительно трудно. Невыносимо трудно. «Ненависимо», как сказала одна иностранка совсем в других обстоятельствах. Бедный, бедный Кольчец! Кто ты теперь? Уже зомби, превращенный Сашей в робота, исполняющего что-то странное и страшное… Тогда в том сне о какой-то квартире с пробирками и колбами… Это же было увидено глазами нечеловека… Саша уверял ее, что программа составлена на прошлое, а это было будущее… Тогда… тогда… психбольница в Авдотьино — это, выходит, финал… точка…»

Вот о чем думала Ирина, прогуливаясь по маленькой площади кампуса[36], построенного на деньги какого-то богача в средневековом стиле. Имя богача было выгравировано на бронзовой дощечке рядом с остро готическим входом в храм, а его тщедушная статуя красовалась среди кустов, усыпанных темно-розовыми мелкими цветами.

* * *

Мистер Тренч подошел сзади.

— Ага! Вот и вы! Давно? Я, кажется, не опоздал? Ваш автомобиль, вещи? Замечательно! Вы голодны или потерпите до дома?

Он почти не слушал ее ответов. Был в пиджаке темно-брусничного цвета. Глянцево-лысый, с блеклыми голубыми глазами.

— Как говорят в аэропортах — следуйте за мной.

Они ехали через какие-то совсем подмосковные леса, и, наверное, от этого снова навалилась тоска.

«Ехала бы сейчас на дачу к Аленке в Жуковку. Бестолковая дачная суета, балонный газ, давно нестиранные простыни, окрошка, вопли волейболистов на пляже, сумерки, телевизор, пылкие речи депутатов, разговор о ценах, хлеб подорожал в пятьдесят раз, везде сокращения… Что это было? Ужасная, тоскливая, невыносимая жизнь сейчас отсюда, из серебристого «понтиака» кажется счастьем. В эту жизнь — Джерри, и можно было бы терпеть… Значит, все дело в Этом. В одиночестве. В страхе перед жизнью. От этого страха спасение в одном — стать зомби. Какая разница — как. Можно пить, можно колоться, можно развратничать или стать йогом, заняться астрологией, оккультизмом, выращивать помидоры… Мое поколение попало в щель между двумя эпохами. Вот уж поистине потерянное поколение. А впрочем, каждое поколение считает себя потерянным».

Тренч включил левый поворот, потом правый, потом опять левый и остановил машину возле белого дома, окруженного цветущими деревьями. Цветы были густо-розового цвета, почти такого же, как пиджак.

Завтрак стоял уже наготове в печи СВЧ.

Отрывисто роняя фразы, он показал ей ее комнату наверху, ванную… И вот они уже в стерильной кухне друг напротив друга за каким-то больничного вида глянцево-белым столом.

— Джерри звонил уже несколько раз, волновался. Он немного сумасшедший, да? Я знаю его давно, и он всегда был немного сумасшедшим.

— По-моему, он в норме, — сухо сказала Ирина.

— Нет-нет, не спорьте. Он вполне сумасшедший. Попробуйте — это еда настоящих фермеров, а это йогурт с киви.

«Почему он разговаривает со мной, как с туземкой? Сейчас скажет: а это холодильник. Что ему рассказал обо мне Джерри и кто он?»

— А вы кто по профессии? — неожиданно слишком прямо («директ») спросила Ирина.

— Я ученый, занимаюсь биологией. Впрочем, здесь все ученые. Треугольник Раллей. Раллей — Дюрам — Чеппел-Хилл — центр мировой науки. Так что же мы будем делать? — неожиданно тихо спросил он.

Ирина опешила.

— Я не знаю. Мне нужна работа.

— С работой трудно.

— Я готова на самую простую, например убирать дом.

— Вы? — Он поднял брови. — Нет, можно что-нибудь получше. Скажем, санитаркой. Вы умеете делать уколы?

— Да.

— Это хорошо. Тогда вот вариант: Центр коррекции.

— А что это?

— Специальная лечебница для коррекции отклонений.

— Каких? Психических?

— Не совсем.

— Как не совсем? Или лечебница, или нет?

— Есть промежуточный вариант.

— Принудительное лечение?

— Можно назвать и так. Так вам нужна работа или нет? С работой сейчас туго.

«Туго» — было из какого-то другого лексикона и интонация тоже.

— Хорошо.

— Вас не интересует, сколько платят?

— Но ведь с работой туго. Где это — здесь? В Треугольнике?

— Да. Недалеко.

— Когда можно приступить?

— Завтра.

Она узнала этот дом с полукруглым фронтоном и бельведером. Она видела его во сне. И так же, как во сне, перед домом был огромный ярко-зеленый газон, а позади угадывался старый парк. Вот только никто не бежал по газону, когда узорные ворота открылись сами собой и машина по дороге, обсаженной все тем же розово цветущим кустарником, поехала к дому.