Б/У или любовь сумасшедших

Ирина стала привыкать к этому городу. После жутковатого богатства Америки, непонятности системы ее координат, а также системы мер и весов, после респектабельности и отлаженно-сти всех механизмов Западного Берлина, Лондон казался понятнее. Непонятны были люди. Полная отчужденность и тут же готовность прийти на помощь, улыбнуться, пошутить. Но — никакой инициативы к сближению. Непонятен был и мистер Вуд со своей огромной библиотекой и рационально-скудными завтраками и обедами. Ужин в этом доме был отменен, и Ирина вечерами тайком грызла в постели крекеры, купленные в магазине под названием «Пехота и моряки». Это название сохранилось со Второй мировой, когда магазин был открыт для солдат. Теперь же в нем продавали фарфор, одежду, спортивные товары, игрушки, холодильники, еду — ничего для сухопутных и военно-морских сил, но назывался он «Army and Navy».

Она прятала пустые пакеты из-под крекеров под матрац, а утром уносила в сумке, чтобы выбросить на улице в урну. Мистер Вуд был дьявольски наблюдателен, это она поняла сразу, но и она была наблюдательна. Она заметила, что с какого-то момента он переменился. Стал суше, а его голубые эмалевые глаза еще эмалевее.

Как-то, убирая квартиру, обратила внимание на то, что он теперь запирает дверь своего кабинета. Однажды, словно невзначай, спросил, знает ли она русского писателя Тургенева.

— Нет, — коротко ответила Ирина.

— Но ведь ваши предки были славяне, судя по вашему акценту.

— Венгры.

— А… Тургенев — очень хороший писатель. Можете взять. В гостиной у меня целая полка русских писателей.

«Они что, помешались на Тургенева? Тот, контуженный, в Чеппел-Хилле тоже любил Тургенева. А может, «Муму» — шифровальная книга для всех западных разведок? Этакая Библия для шпиона. Было бы забавно».

Мистер Вуд почти перестал ходить на работу в свою лабораторию, где изучали вирус СПИДа, сидел, запершись в кабинете, и однажды, проснувшись от голода, она побрела в ванную, где у нее была заначка в виде шоколадных батончиков «Марс», и увидела свет под дверью кабинета.

Она подумала, что мистер Вуд забыл погасить лампу, толкнула дверь, увидела лысину мистера Вуда, освещенную голубым светом, а на мониторе — знакомая картинка — толстая врачиха, раскинув в стороны огромные груди и закатив глаза, колышется под ритмичным напором Раскурова.

Ирина застыла. Потом врачиха пересчитывала на столе какие-то медицинские пакетики, рядом крутился боксер, врачиха, кажется, ее звали Тая, отогнала собаку, засмеялась, топнула ногой, полы халата разошлись, обнаружилась мощная ляжка, а вот уже курчавая смоляная поросль во весь экран. «Понятно».

Ирина тихо отступила в коридор. Мистер Вуд не заметил ее присутствия, увлеченный деталями раскуровских любовных игр.

«Большие Сексуальные Игры». А это им зачем? И как они достали мою дискетку? Нормально достали. Перевели, покаты спала или делала уколы террористкам, да мало ли было возможностей? Как это пела популярная группа: «Лондон гуд бай — я здесь чужой, Лондон гуд бай — пора домой…» Зачем им все это нужно? Насколько я понимаю, мистер Вуд — химик. И что ему за интерес смотреть на ляжки Таисии, на ее раскинутые груди. Судя по всему, эта сфера человеческой деятельности его интересует слабо. А вдруг он тайный сексуальный маньяк и выкрал у меня дискетку для таких вот ночных развлечений?»

Но дискетка была на месте, на дне сумки. Значит, они ее просто перевели. Недаром в клинике ей снились формулы на белой стене, это они выуживали их из коры ее мозга. Все: хватит! Последний шанс — переправиться через реку под названием Ла-Манш и скрыться в небеспредельных просторах Франции.

Нельзя доверять адресам Джерри и нужно доверять адресам Владимира, неужели непонятно?

* * *

Хозяина в доме не оказалось, но он звонил, предупредил о возможности ее появления, поэтому три розовощекие грации-гувернантки приняли ее радушно.

Усадили ее за огромный стол в огромной кухне с закопченным, огромным же камином, постелили на уголок салфетку и накормили тончайшими хрустящими блинчиками. Блинчики полагалось запивать сидром из глиняного кувшинчика, стоящего рядом с тарелкой. Ирина вспомнила, что последний раз пила яблочный сидр лет сорок назад. Во времена сталинского террора московские магазины были просто завалены сидром, крабами, белорыбицей и прочими деликатесами. Сидр покупали для детей на дни рождения и Новый год. Детское шампанское ценою в пять старых рублей (ныне — пятьдесят копеек).

Девочки на плохом английском объяснили, что они не только гувернантки многочисленных внуков месье Фюмиза, но и помогают по хозяйству. Впрочем, в этом доме вообще нет слуг и бар, работают все, когда собираются вместе в замке. Ирина намек поняла и уже ранним утром вымыла длиннющий коридор третьего этажа, на котором ей отвели комнату.

Она ощущала необычайную бодрость и равновесие духа, хотя не спала ночь.

Оказавшись вечером в большой комнате, обставленной старинной мебелью, с тремя окнами, за которыми открывался вид на парк, она оторопела.

Это все было из сказки про Золушку, из старых романов, а главное, — из Пруста.