«Б» – значит безопасность

Не успел он ответить, появилась официантка. Я заказала нам по сандвичу с копченой говядиной и мартини. Во взгляде Обри отразилось легкое недоумение, но он лишь пожал плечами, давая понять, что ему все равно. Очевидно, не привык, чтобы женщины решали за него, но в данном случае никакого подвоха с моей стороны не ожидал. Я же чувствовала, что это мой день, и мне не хотелось выпускать из своих рук инициативу. Я прекрасно понимала: затея с сандвичами чревата, но надеялась, что это поможет сбить с него спесь и он будет больше похож на человека.

Когда официантка удалилась, он ответил на мой вопрос:

– Я не работаю. Я владею. Даю работу синдикатам по торговле недвижимостью. Мы покупаем землю и возводим на ней офисные здания, торговые центры, иногда кондоминиумы. – Он замолчал, словно решил, что сказанного вполне достаточно, хотя это далеко не все, что он имеет сообщить. Потом достал портсигар и предложил мне. Я отказалась, тогда он закурил сам – тоненькую темную сигарету.

– Скажите, почему вы надулись? – спросил он, чуть наклонив голову. – Вечно со мной такая история.

На губах его вновь играла улыбка, как от чувства собственного превосходства, но на сей раз я решила не обижаться. Возможно, у него просто такая мимика.

– Вы кажетесь высокомерным и слишком неискренни, – ответила я. – Все время улыбаетесь так, будто знаете то, чего не знаю я.

– У меня слишком много денег, чтобы позволить себе быть искренним. Кстати, было любопытно взглянуть на женщину-детектива. Это одна из причин, почему я здесь.

– Какова же другая?

Он не спеша затянулся, точно взвешивал, стоит ли признаваться.

– Я не доверяю Беверли на слово. Она хитрит и извращает факты. Хочу во всем разобраться сам.

– Вы имеете в виду ее контракт со мной или отношения с Элейн?

– О, мне известны ее отношения с Элейн. Она ненавидит сестру. Но и оставить в покое тоже не может. Вам доводилось кого-нибудь так ненавидеть?

Я улыбнулась.

– Последнее время нет. Разве что когда-то давным-давно.

– Беверли словно одержимая – ей необходимо знать об Элейн решительно все. Когда она узнает что-то хорошее, это ее бесит. Если что-то плохое, – радуется как ребенок. Но ей всегда мало.

– Что она здесь делала на Рождество?

Подали мартини, и, прежде чем ответить, Обри сделал большой глоток. Мартини был бархатистым и холодным с тем тончайшим терпким привкусом вермута, от которого меня неизменно пробирает дрожь. Я всегда сначала съедаю оливку, потому что получается приятное сочетание с джином.

Моя реакция не осталась незамеченной.

– Может, вам хотелось бы остаться с этим наедине? – Он кивнул на бокал.

Я рассмеялась:

– Ничего не могу с собой поделать. Вообще-то я не пью, а тут еще такая спешка. Я уже чувствую грядущее похмелье.

– Полно, сегодня суббота. Возьмите выходной. Я, по правде говоря, не рассчитывал встретить вас в офисе. Хотел оставить записку, а потом думал сам разузнать что-нибудь про Элейн.

– Надо полагать, вам тоже небезынтересно, куда она пропала.

Он сокрушенно покачал головой:

– По-моему, Элейн нет в живых. Думаю, Беверли убила ее.

Я насторожилась:

– Зачем ей это делать?

Он задумчиво посмотрел по сторонам. Казалось, он занят некими математическими подсчетами – может, надеялся, что, определив стоимость окружавших его интерьеров в долларовом выражении, лучше оценит и саму ситуацию. Когда он снова перевел взгляд на меня, по его лицу блуждала улыбка.

– Она узнала, что у нас с Элейн роман. Проклятие, я сам во всем виноват. Финансовая инспекция проверяла мои налоговые декларации за три последних года, и я, кретин, попросил Беверли поднять старые оплаченные счета и квитанции по кредитным карточкам. Она обнаружила, что я оказался в Косумеле, когда там была Элейн, после смерти Макса. Я сказал, что был в командировке.

В тот день, когда я вернулся домой, она набросилась на меня точно фурия. Чудо, что я вообще остался жив. Разумеется, она была пьяна. Чтобы сорваться в запой, хорош любой предлог. Она схватила ножницы и ударила меня по шее. Вот сюда. Чуть выше ключицы. Что меня спасло, так это тугой воротничок и галстук... и еще, пожалуй, одно: я предпочитаю накрахмаленные сорочки.

Обри невесело рассмеялся и, покачав головой, продолжал:

– Видя, что это не сработало, она ударила меня по руке. Мне наложили четырнадцать швов. Кровь лилась рекой. Когда она пьет, это настоящий Джекилл и Хайд[3]. Когда не пьет, ничего... стерва, конечно, бесчувственная, как скала, но, во всяком случае, руки не распускает.

– Как вы оказались в подобной ситуации? Я имею в виду с Элейн?

– Черт его знает. Конечно, глупо с моей стороны. Кажется, меня всегда к ней тянуло. Она красивая женщина. Верно, занята лишь собой и привыкла ни в чем себе не отказывать, но это привлекало меня еще больше. Ее муж недавно умер, и она пребывала в расстроенных чувствах. То, что начиналось как проявление родственной заботы, переросло в необузданную страсть, как на страницах бульварного романа. Мне и прежде приходилось грешить, но такого со мной еще не бывало. Я старался не тревожить собственное болото, но на сей раз нарушил это правило.