Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма

При пересказе историй о Беште автор пользовался великолепным во всех смыслах этого слова изданием «Шивхей Бешт», выпущенным издательством «Лехаим-Книжники»³¹, а также вышедшей в этом же издательстве переводом книги р. Нахмана Гольдштейна³² «Ляшон хасидим» («Речения праведных»³³), а также, разумеется, и другими источниками.

И вот теперь самое время приступить к рассказу о жизни и удивительных деяниях рабби Исроэля Бааль-Шем-Това, знакомого каждому еврею по акрониму Бешт.

Часть первая. От Исролика до Бааль-Шема

Глава 1. Добро пожаловать в XVIII век

Когда начинаешь знакомиться с жизнью Бешта, порой возникает впечатление, что он жил на какой-то другой планете – «планете Штетл», состоящей по большей части из местечек и городов, населенных преимущественно евреями, живущими какой-то своей отдельной жизнью. Лишь время от времени жители этой планеты были вынуждены контактировать с обретающимися в тех же местечках или прилегающих к ним поместьям и деревенькам неевреями – чаще откровенно враждебными, чем дружественными.

Отчасти это ощущение справедливо, так как еврейский мир Галиции³⁴, Подолии³⁵ и Волыни³⁶, то есть тех самых мест, где прошла жизнь рабби Исроэля Бааль-Шем-Това, и в самом деле был во многом замкнут на самом себе, жил своими заботами, бедами и радостями, имея весьма отдаленное представление о бурях, проносящихся над остальным миром.

Как остроумно, но несколько утрируя замечает Менахем Яглом³⁷, это было, скорее, другое, параллельное пространство: «для авторов и героев Шивхей Бешт Москвы или Парижа попросту не существует, а Санкт-Петербург и Вена представляются сказочными замками, в которых проживают грозные цари со своими злокозненными советниками и охраняющие их злые волшебники. Зато Броды³⁸ и Каменец-Подольский³⁹ – великие мировые столицы. В мире, описанном в Шивхей Бешт, колдовство окажется самым обыденным делом: по улицам местечек разгуливают оборотни-волколаки, тут и там встречаются злые ведьмы и колдуны, духи умерших входят в тела живых и пророчествуют их устами; отправляясь в баню, запросто можно встретить самого Нечистого. А тайные праведники, владеющие Божественными Именами, хранят народ Израиля от невзгод и опасностей»⁴⁰.

И все же невозможно понять личность Бешта и его учение в отрыве от той эпохи, в которой ему довелось жить; игнорируя то, что великий немецкий философ Геог Гегель (1770-1831) называл «шумом времени», волны которого так или иначе проникают во все, самые отдаленные уголки мира. Игнорировать этот «шум» было бы глубоко неверно и точки зрения хасидизма, утверждающего взаимосвязанность и пронизанность единой Божественной волей всего происходящего в нашем мире.

Восемнадцатый век вошел в историю как время очередной перекройки политической карты мира, эпоха выдающихся открытий в различных областях естествознания и предвестия будущей промышленной революции.

Но главной чертой XVIII столетия стал тот колоссальный сдвиг в массовом человеческом сознании, который в итоге и определил весь дальнейший ход развития цивилизации. Именно в этом веке философия неожиданно перестала быть достоянием узкой группы людей «не от мира сего». Интерес к ней охватил широкие массы; философские сочинения пользовались не меньшей, а то и больше популярностью, чем литературные новинки, на глазах формируя новую генерацию людей.

Магистральный путь этой философии проходил через провозглашенные за десятилетия до того идеи Спинозы о секуляризации общества, веры в научное познание мира, отрицание религиозных догм и схоластики. Современниками Бааль-Шем-Това в Англии были Исаак Ньютон (1648-1727) и Джордж Беркли (1685-1753); во Франции – первый открытый атеист Поль Анри Гольбах (1723-1789), Вольтер (1694-1778), Дени Дидро (1713-1784), Жан-Жак Руссо (1712-1778) и др.; в Германии – великий Иммануил Кант (1724-1804) и И.-В. фон Гете (1749-1832) и др.

Этот век часто называют эпохой Просвещения, но, думается, правильнее назвать ее эпохой рационализма, который наступал по всем фронтам, оттесняя идею Б-га, Б-жественного происхождения и управления миром на задворки общественного дискурса и явно не задумываясь над тем, какими последствиями это может обернуться для всех сторон жизни человечества в ближайшем и отдаленном будущем.

Разумеется, идея Б-га не собиралась сдаваться без боя. Многие серьезные ученые не только не спешили отказаться от этой идеи, но и, оставаясь глубоко верующими людьми, видели в той же науке инструмент к познанию Творца и Его законов. Тот же Ньютон считал себя скорее теологом, чем физиком и был глубоко убежден, что в еврейском оригинале «Ветхого Завета» (то есть в ТАНАХе), и прежде всего в «Пятикнижии Моисеевом» (Торе) зашифрованы все тайны мироздания и отдавал попыткам их разгадки немалую часть своего времени. Строчку 19-ого псалма Давида «Небеса рассказывают о славе Б-га, о делах рук его повествует небосвод» он трактовал в том смысле, что само устройство Вселенной и все мироздание свидетельствует о существовании Творца. И эта мысль великого физика сама по себе очень близка к одной из базовых идей Бешта.