Баба Яга пишет (сборник)

Снова ночь на Макарьевском кладбище,
Голубые туманы плывут.
И покойники в беленьких тапочках
На прогулку гурьбою идут.
Мы лежим с тобой в маленьком гробике,
Ты костями прижалась ко мне,
И твой череп, совсем безволосенький,
Улыбается ласково мне.
Ты прижалась ко мне жёлтой косточкой,
Ты целуешь меня в черепок.
Разобрать бы наш гробик по досточкам,
И попрыгать на воле б чуток.

Её даже взрослые приходили послушать, а дядя Миша Грязнов один раз плюнул, а на другой – полтинник Гальке подарил.

Не ребёнок – подарок. Это первое, что я о себе усвоила, очутившись на белом свете.

Нет, образцово-показательной девочкой с бантиками я не была. Капроновая розовая лента появилась на моей голове всего один раз. Когда делали коллективный портрет нашей детсадиковской группы. Бант на моих коротких волосинках не удержали бы даже пять заколок. Поэтому воспитательница Светлана Николаевна осторожно положила его на мою макушку и рявкнула в сторону, чтобы не сдуть: «Замри!»

Зачем мне бант, если папа хотел мальчика? Честно говоря, я и сама была бы не против!

Мама и папа родили меня в возрасте, когда могли бы иметь внуков. Привёл папа маму в роддом, поцеловал в нос и сказал: «Я знаю, всё будет хорошо, потому что ты у меня герой!»

Мама преподавала историю в пединституте. За тысячи лет примеров героического поведения накопилось немало… Про них мама и рассказывала на своих лекциях.

И кудри у неё вились, и глаза сверкали, будто в них отражалось пламя пожарищ.

Перед лицом великих подвижников и своих студенток маме было стыдно вести себя в роддоме не по-геройски. Особенно 9 мая. Я рождалась именно в День Победы. И это накладывало на маму, как она считала, особую ответственность.

Вот она лежит-полёживает героически и не выдаёт никому ценной информации, что я рвусь на белый свет. Врачи вскоре сами мамой заинтересовались. Все кричат, возмущаются, зовут их, а она ни гу-гу. И, когда они её наконец-то рассмотрели как следует, стали меня из мамы героически доставать.

В тот день родилось девять девчонок и мальчик. Мальчика назвали Виктором – победителем. Как девочек – не запомнила. А мне дали имя Ирина, что означает мир и покой. В общем-то, зря.

Я с детства очень хотела, чтобы началась война. Чтобы совершить подвиг.

«Страшно было на войне?» – спрашивала я мамину подружку тётю Олю Корчак, которая во время Великой Отечественной была зенитчицей. – «Очень, – отвечала она. – Однажды просыпаюсь в землянке, а на полу мыши кружком встали – свадьбу играют! Я как закричу!»

Книжки в моем шкафу, фильмы по телевизору и песни по радио были в основном про героев. «…И тридцать витязей прекрасных чредой из волн выходят ясных…» Мне очень нравился рабочий-революционер Николай Бабушкин, который прятал от полицейских свои революционные листовки в ножках стула. Высверлит дырочку – и туда листочек… Я представляла, сколько всякой мебели можно просверлить в нашем доме, чтобы спрятать что-нибудь тайное. Сердце моё замирало, когда я смотрела фильм про Николая Лазо, тоже революционера. Враги сожгли его в топке паровоза. А до этого пытали, а он представлялся сумасшедшим и якобы боли совсем не чувствовал. Если человек не чувствует боли, у него, когда ему под ногти иголкой тычут, зрачки не расширяются. Зрачки у Николая Лазо расширялись (на экране это было отчётливо видно), а он все равно делал вид, что ему ну нисколечки не больно.

И я хотела жить на благо всех людей, носить в кармане револьвер, и отдать жизнь во имя общего дела. Схватят меня враги и спросят, как зовут. А я гордо скажу: «Зоя». В честь партизанки Зои Космодемьянской. Поведут босую вешать и тут же упадут, сражённые крепостью моего русского духа.

Поэтому в куклы я не играла. Они грудой лежали в картонной коробке в шкафу. Зато у меня был арсенал оружия – всего 12 единиц: пистолеты (водяные и с огоньком на конце), два автомата и сабля.

Но что делать, если для подвига не было никаких условий? Великая Октябрьская революция и Великая Отечественная война отгремели давным-давно. Просто так найти в своём дворе какого-нибудь бандита или вора, чтобы победить в неравном бою, было сложно.

Во дворе из врагов были только пенсионеры. Вредные тётя Нина и дядя Миша. По фамилии Грязновы. Как только мы начинали бегать под их окнами и играть в прятки, они вырывались из своей квартиры с воплями. И тогда я предложила Олежке Балалаеву и Кольке Порубову вступить в общество по борьбе с пенсионерами.

На тропу войны мы встали в последний летний день перед первым классом. У каждого в кулаке было по длинному пруту. Раз – и прыгнули в неглубокие ямы под окнами, куда выходили оконца подвала. И как замолотим по подоконникам.

Со счастливыми мордами мы прыснули от окон.