Степан Фёдорович с глубокомысленным видом воззрился в потолок, затем перевёл взгляд на телефонный аппарат, затем посмотрел уже на меня и, наконец, вздохнул:
— Ладно, давай так и сделаем. Поверю, возьму. Дети же. Но помни! Если ты наломаешь дров — мы расстанемся.
Я в жесте благодарности чуть склонила голову и сказала:
— Не наломаю.
— Тогда пошли, — Степан Фёдорович встал и первым вышел из кабинета.
Я пошла за ним.
Он привёл меня в отдел кадров и отрывисто велел:
— Оформить Скороход ко мне в отдел эксплуатации ВКХ… эммм… моим заместителем.
— Без отработки дворником? — удивилась начальница отдела.
— Две недели испытательного срока, — рыкнул Степан Фёдорович. — Я сам посмотрю.
С этими словами он вышел из кабинета, а я осталась наедине с дамами. Восемь пар глаз скрестились на мне. В этих взглядах был весь спектр простых и незамысловатых человеческих эмоций, который включал: гнев, раздражение, жгучий интерес, равнодушие и неприкрытую враждебность. Вот только доброжелательности там вообще не было. Но ничего, мне с ними детей не крестить. Так что перетопчусь как-то уж без взаимных симпатий. Главное, чтобы оформили.
— А что это вы передумали? — наполненным концентрированным сарказмом голосом лучезарно спросила шатенка, похожая на Мирей Матьё.
Хм. Интересненько. А ведь в прошлый раз она ко мне была гораздо толерантней. Что изменилось?
— Да вот, решила сделать посильный вклад в развитие благоустройства Калинова, — ответила я по возможности нейтральным голосом.
Канцелярские дамы синхронно фыркнули.
— Ну, знаете! — покачала головой руководящая дама с бабеттой. — Если все так начнут туда-сюда менять решения, то толку в организации не будет.
Чудненько. Вот мне уже и профессиональный диагноз наперёд поставили, мол, шалтай-болтай.
Но оправдываться я не собиралась. А то начни, так тебе потом столько всего накидают — за год не оправдаешься.
— Так оформляете? — спросила я слегка скандальным голосом.
В воздухе отчётливо запахло серой.
Бабоньки поняли, что сейчас связываться не стоит и сдали чуть назад.
— Оформи, Таиса, — велела начальница с бабеттой.
Уже через пару минут я вышла из отдела кадров с улыбкой победителя. Работать начинаю с послезавтрашнего дня. Так решили, чтобы зарплату с новой декады начать выплачивать.
Да я, в принципе, и не против, лишний день свободы мне не помешает. Ричард ещё в больнице, Анжелику оставлю одну, пусть к самостоятельности привыкает, а сама съезжу к деду Василию на село, гостинцев же накупила. Та же скумбрия испортится ведь. Да и помочь туда-сюда, всё надобно.
По дороге домой, я заскочила в общагу — нужно забрать Любашины и Семёна вещи и вернуть потом ключи Алексею Петровичу.
И, конечно же, я практически нос-к-носу, столкнулась с Григорием.
— Уходишь? — буркнул он с непонятным выражением лица, — работать у нас не будешь?
— Работать к вам я устроилась, — развела руками я, — сегодня только оформили меня. А вот жить здесь больше не буду.
— А как же? — удивился Григорий. — Где будешь?
— Муж после развода мне квартиру оставил, — пояснила я.
— О! Да ты, выходит, богатая теперь невеста, — хохотнул Григорий и лихо подкрутил ус.
— Кроме квартиры он оставил ещё двоих детей, — насмешливо уточнила я, — точнее даже троих, но третьего ещё надо привезти. Так что да, я богатая невеста.
—
— Что разваливается?
— Ремонт, говорю, когда делался?
Я зависла. И вот что отвечать?
Приняв моё молчание за смущение, или я не знаю, что он там себе надумал, но тем не менее, что-то надумав, Григорий сообщил, — завтра приду ремонт тебе делать.
— Завтра я не могу, — торопливо спрыгнула я, — я в деревню еду. Огород садить надо. Отец старый уже.
— Огород — это хорошо, — одобрил Григорий, — тогда сади огород, а послезавтра я приду.
— Мне не надо ремонт, — отмахнулась я. — Пока нормально и так. Да и денег нету лишних. А обои, если надо, я и сама с Анжеликой поклею.
— А если что посерьёзнее там у тебя? — покачал головой Григорий, — я сперва гляну, потом и решим.
— Угу, — сердито проворчала я, но Григорий уже не слушал, ушел.
Терпеть не могу навязчивых!
Я вышла из общаги на улицу и вдохнула свежий, напоенный ароматами первых цветов воздух. Весна была в разгаре. Солнышко тепло пригревало, всё вокруг распускалось и благоухало новыми надеждами и предвкушением какого-то чуда. Или даже сказки. Я усмехнулась — девяносто второй год и сказка, эти два понятия явно не вязались. Но, тем не менее, в данный момент у меня на сердце были новые надежды и вера лишь только во всё хорошее. Почему-то я и не сомневалась, что всё теперь должно быть прекрасно.