Баба Люба. Вернуть СССР-3

— Понятно, — я это отметила тоже у себя и продолжила, — так, про Зинаиду Петровну и Ольгу Ивановну я знаю. Остается одна Ирина Александровна. Слушаю вас.

— А почему это они не рассказывают при всех? — сразу пошла спорить Белоконь.

— Потому что про их уровень мы уже поговорили, и я его выяснила.

— Ничего не знаю! — психанула Белоконь, — сейчас мы слушали только мужчин и Ксюшу.

— Они мне в личном разговоре рассказывали, — ответила я.

— А почему это они за спиной у всех какие-то личные разговоры с вами ведут, а мы должны тут как на собрании анонимных алкоголиков всё о себе выкладывать? Может, я не хочу!

— Не дури, Ирина! — хмуро сказал Пивоваров, — Любовь Васильевна не просто так опрос проводит.

— А почему она со всеми по-разному его проводит? — чуть не плача, сказала Белоконь, губы её дрожали

— Так, Ирина Александровна, — решила прекратить весь этот дурацкий балаган я, — насколько я понимаю, вы не особо дружите с английским языком, да? Правильно?

Белоконь покраснела, но потом через силу кивнула.

Я поняла, что нужно успокоить народ, а то сейчас начнётся. И сказала:

— Мне эта информация нужна не для того, чтобы выставлять кого-то дураком или полиглотом. На основании её я подготовлю для каждого из вас индивидуальную траекторию развития. Потому что когда вы все поедете в Америку, то вы должны не только уметь сказать «здравствуйте» и «Лондон — столица Англии». Но и свободно общаться, бегло читать и писать.

— Да зачем это нам⁈ — отмахнулась Рыбина, — и без всего этого столько лет прекрасно жили.

— Я потом вас всё объясню, — пообещала я, — но чуточку позже. И уж поверьте, когда вы узнаете мои планы, вы наперегонки побежите учить английский. Вроде всё обсудили?

И тут Зыкова подняла руку.

— Что тебе, Ксюша? — удивилась я.

Она чуть покраснела от внимания стольких людей, но всё-таки тихо сказала:

— А что во-вторых?

Глава 12

И только-только я собралась ответить на ксюшин вопрос, как распахнулась дверь и заглянул Ростислав. Лицо его было при этом какое-то… растерянное, что ли.

— Любовь Васильевна! — сказал он, скривившись, дескать в комнате много народу, — вы сейчас мне нужны.

— Но у нас собрание, — ответила я, кивнув на собравшихся членов моей группы.

— Перенесите на другое время. Жду вас на выходе, — строго отрезал Ростислав и закрыл дверь.

Мои возбуждённо загомонили. Насколько я понимаю, в общине так было не принято.

— Всем спасибо, — сказала я, поднимаясь с места, — все всё слышали. Так что сейчас разбегаемся. Обдумайте свои стратегии изучения английского. Давайте соберемся… эммм… так, завтра я не смогу. Давайте послезавтра?

— Послезавтра я не смогу! — заявил Пивоваров, — у нас проверка и меня подключили.

— Так вы же на пенсии, — едко заметила Зинаида Петровна.

— Ну и что? Аркадий часто ко мне обращается. До сих пор, кстати, — приосанился Пётр Кузьмич, — это молодой юрист. Пришел на моё место.

— Так мы что, из-за вас не сможем собраться? — возмутилась Белоконь. — Давайте тогда без Пивоварова.

— Ну как это? — вскинулся в поддержку того Кущ, — нам же всем надо.

— Так, давайте, чтобы зря не спорить, — оборвала очередную зарождающуюся дискуссию я, — после общей проповеди и соберемся.

— Так это аж в субботу, — разочарованно протянула Ксюша, — я же умру от любопытства.

Я улыбнулась и не сказала ничего.

Народ, ворча и обсуждая, расходился, а я заторопилась к Ростиславу.

Он ждал меня на выходе.

После той, памятной, поездки в Нефтеюганск, когда он показал себя абсолютно безынициативным и не склонным к принятию ответственных решений, человеком, моё отношение к нему кардинально изменилось. Я — продукт двадцать первого века, с его раздутыми инновациями, «диким» капитализмом, и прочими боевыми корпоративными прелестями. Я давно уже даже не морщусь, когда отработавшего лет сорок на производстве человека увольняют по надуманной причине за два года до выхода на пенсию и полностью вычеркивают из всех процессов. Или когда молодой амбициозный сотрудник, используя родственные связи, показательно подсиживает своего более опытного и умного коллегу, отбирает все его проекты, присваивает его результаты и получает за это только похвалу вышестоящего руководства. Но даже меня как-то покоробило то, что этот, по сути, безынициативный червяк, вот так, готов не просто подсидеть Всеволода, но и, по сути, поставить всю общину на грань закрытия. Потому что я не думаю, что после обнародования настоящего письма с перепиской к Гитлеру, этой секте что-то бы светило. Приклеили бы соответствующий ярлык и запретили на территории всей страны. Это проще, чем отмывать потом репутацию, ведь можно и самим запачкаться.

— Любовь Васильевна! — нервно оглядываясь, прошипел Ростислав, — мы с вами о том письме говорили. И вы обещали! Сегодня же последний срок.

— Есть письмо, — обрадовала я его, — мне удалось.

— А где оно? — жадно протянул Ростислав, ноздри его аж раздувались.

— У меня, конечно, — пожала плечами я.

— Ну так давайте, — одними губами произнёс Ростислав. — В Америку вы поедите через два месяца.