Постучался посыльный, вошел и поставил чай на журнальный столик. Она потянулась к чашке и увидела маленький прямоугольник картона, белевший в приглушенном свете. Эля поднесла его к глазам и прочитала: «Лавертов Кирилл Эдуардович. Коммерческий директор совместного предприятия «Эликом».
Эля почувствовала, как у нее слабеют ноги. Она села на диван и резким движением откинула волосы с лица. Глупость какая-то, глупейшее кино, ей-богу! Ну это надо! Этот почти влюбленный мальчик – сын Наташи и Эдика!
Она встала и быстро заходила по комнате. Зачем, зачем судьба послала ей эту встречу? Ведь ничего в жизни не бывает просто так – она была в этом уверена.
Хороший мальчик, прекрасный мальчик. А если так: позвонить ему сегодня, провести с ним вечер, он не откажется. А дальше – ну, понятно, что будет дальше. Задержаться еще на пару недель. Сделать так, чтобы он совсем потерял голову. Дать ему надежду. Уехать. Не звонить ему. Держать на коротком поводке. Приехать опять. Бросить его резко и жестко. Чтобы он страдал. Чтобы, видя его страдания, страдала его мать. Или, может, так: сказать завтра Максу, что мальчик прокололся, и не один раз. Макс – человек осторожный, болтунов не потерпит. Попрет с фирмы в два счета. И останется «надежда и гордость» матери на улице без штанов. А сейчас, в кризис, с работой ой как непросто. И будет матушка с двойным усердием сажать петрушку и морковь на своих восьми сотках. Вариантов множество. Выбирай любой. А можно придумать что-нибудь поизощреннее. Например, у нас большая любовь и планы на дальнейшую жизнь. И я очень хочу познакомиться с твоей мамой, мальчик. С той женщиной, которая дала мне такое счастье.
И она откроет дверцу машины и ступит изящными ножками в английских туфлях за семьсот долларов на территорию своей бывшей подруги. И увидит ее, располневшую, в ситцевом халате, с плохой стрижкой и неухоженными руками. И ее лицо, полное ужаса и отчаяния. Все. Точка. Потом она сможет жить дальше. Все справедливо. Бог не Тимошка. Каждому по заслугам. Получите свою порцию. Я уже свое отстрадала – будьте любезны, теперь ваша очередь.
Она села в кресло и закурила.
Мальчика, конечно, жалко, он ни в чем не виноват. А она была тогда виновата? Когда любила, когда верила лучшей подруге? Столько лет внутри живет боль. Боль и обида. Ничего никуда не делось, не испарилось. Только на время притихло чуть-чуть, затаилось.
В общем, вариантов множество. Выбирай любой. Ты же умная девочка. Ну, что больше тебя утешит?
Она легла в кровать и поняла, что безумно устала.
Потом словно стряхнула с себя оцепенение, потянулась за телефоном и набрала номер.
– Макс, – сказала она. – Послушай, Макс. Что-то мне нездоровится. Ты не мог бы приехать ко мне завтра на ланч? Мы с тобой посмотрим условия и все обговорим. Нет, в офис я не поеду. Уж сделай милость, приезжай сам. Да, и закажи мне билет на вторник. Да, на вторник. Не волнуйся, все успеем. Я отвечаю за свои слова. Просто в Нью-Йорке у меня появились неотложные дела. И потом, я все посмотрела, подарки купила. Спасибо, Макс.
Она устало повесила трубку, потом встала, умылась холодной водой и долго стояла в ванной и смотрела на себя в зеркало.
Подошла к окну, раздернула плотные, тяжелые шторы. За окном и не думал утихать прекрасный и сумасшедший город, который, как всегда, приносил ей одни неприятности.
Город, который она так и не смогла полюбить.
Куриный бог
Люба хорошо помнит тот далекий день. Мать пришла с работы веселая и принесла шоколадный вафельный торт. Она села на диван, посадила рядом Любу, обняла и торжественно сказала:
– Ну, Любань, у меня для тебя новость! – и замолчала, глядя на Любу с загадочным видом, с которым сообщают нежданную и радостную весть.
У Любы почему-то замерло сердце и похолодели ладони. А мать улыбалась и молчала.
– Ну мам, ну говори! – шепотом взмолилась она.
Мать вздохнула, прижала Любу к себе и тихим голосом, по складам, с расстановкой произнесла:
– Мы едем на море, Любаня!
У Любы перехватило дыхание. Неужели свершилось? Ее самая заветная мечта! Сколько она ждала этого и почти не верила, что это может произойти.
Мать говорила, что на
В их классе на море ездили только самые обеспеченные девочки. Например, Света Зайцева, но у той папа был военный, полковник. Или Маша Охотникова, ну, с той вообще все ясно: мама – директор гастронома. Бутерброды с копченой колбасой, которые ела Маша на переменах, пахли на весь этаж. Девочки рассказывали, что на море потрясающе. Маша при этом закатывала глаза и тяжело вздыхала. А Света Зайцева приносила в класс ребристые ракушки и гладкие, отполированные морем камешки – серые, белые, черные и розоватые, с прожилками.