На стене красовался портрет молодого человека. Симпатичный белобрысый паренек сиял беззаботной улыбкой, а внизу виднелась подпись чернилами:
Все ясно – условный язык посвященных. Жизнь Бенджамина Вальтера – особое царство, где люди пользуются определенным набором слов. Человеку стороннему этого не понять. Но сам Пенкрофт прекрасно помнит, как однажды подарил Мэг фотографию с посвящением:
У этих, на первый взгляд дурацких, посланий есть нормальный человеческий смысл. Здесь каждое слово соответствует определенному событию, здесь таятся любовь, общие воспоминания, фривольные намеки, невинные заигрывания и многое другое.
Семья – это замкнутая малая страна, не ведающая политики и войн, граждане которой в совершенстве владеют языком, недоступным чужаку. Пусть хоть кто-нибудь из нас, положа руку на извлеченную из недр комода или письменного стола старинную шкатулку, поклянется, что там не найти фотографии со столь же загадочной надписью!
Пенкрофт, во всяком случае, узнал, что его благодетельницу, этого ангела во плоти, зовут Хильдегард.
Знать имя женщины не столь уж и необходимо. Роман под таким названием написал Крокер, а что Вальтер Скотт не написал ничего подобного – это прямо-таки сущее чудо.
Женщина с мечтательной улыбкой достала из шкафа штопор и протянула Пенкрофту.
– Он до сих пор цел… – Глаза ее заволокло слезами.
– Кто бы мог подумать! – изумился свежеиспеченный Бенджамин, и оба застыли перед реликвией. Дама уронила голову ему на плечо и разразилась рыданиями.
– Хильдегард… – Бенджамин в знак утешения похлопал ее по плечу.
– Думаете, всему виной она? Но разве вы не знаете, что эта недостойная особа вышла замуж за младшего Бернса?
– А если она его любила? – занервничал Вальтер.
Женщина побледнела и оттолкнула его.
– И вы говорите это мне! Ведь это вы отправились в странствия, позабыв о нас! Эта дрянь спуталась с Бернсом, они были заодно! Теперь это ясно, как дважды два.
– Возможно, возможно… – нервно отозвался Пенкрофт. От уймы непонятных сведений голова шла кругом. – Однако, если люди любят друг друга…
– Это еще недостаточная причина, чтобы… Ах, да что тут говорить! Лучше сыграйте что-нибудь! – Она достала с полки черный футляр. – Я знаю, скрипка всегда действовала на вас умиротворяюще.
Здесь дама, имени которой он по-прежнему не знал, ошибалась. Один вид скрипки вызывал у него нервный тик.
– Я перестал играть с тех пор, как у меня появился этот шрам на лбу, – брякнул он первое пришедшее на ум.
– Но ведь он у вас от рождения!
– Да, но его пришлось оперировать снова… и вообще… скажите… э-э…
– Называйте меня просто Банни.
– Банни! – вскричал он, радуясь, что наконец-то узнал заветное имя. Однако Дама, превратно истолковав его пылкость, вновь бросилась ему на шею. После чего залилась слезами и вновь с тоской уставилась на штопор.
– Бен… с Марфой беда! – пожаловалась она. – Папа не знал о том, что я вам дала… Срок векселя истек, а вы не вернули, как мы договаривались… Возможно, все уплывет в чужие руки. Имение пришлось продать. Покуда мой несчастный супруг был жив, я тянула, как могла… Вы ведь знаете, какой был Арнольд… – Она печально потупилась.
– Что корка хлеба для голодающего…
– Вот уж этого о нем не скажешь. Бывало, ты с голоду хоть ноги протяни, а ему и горя мало.
– Это я и имел в виду. Одним хлебом сыт не будешь.
– Но в денежных делах был дока. Мне, в одиночку, брошенной на произвол судьбы, хозяйство не потянуть…
Итак, загадка «Марфы» разрешилась: это название поместья. А «Пробатбикол» – может, так называется их дом? Странное название, но каких чудес на свете не бывает! Не будем спешить, в конце концов все само собой выяснится.
– Эта комната будет вашей, Бенджамин. Спите спокойно! Кстати, можете использовать ее как рабочий кабинет и приступить к практике зубного техника.
– Нет, с этим покончено! На скрипке больше не играю и протезированием не занимаюсь!
– А ведь ваша бормашина и кое-какие инструменты сохранились. Мотор, правда, не уцелел, но… Бенджамин, если для начала вам понадобится небольшая ссуда, вы знаете, на кого можете рассчитывать.