Бабье лето медвежатника

Пенкрофт вернулся в комнату и рухнул в кресло, обхватив голову руками. Грабить, драться, спасаться бегством – всегда пожалуйста! Но чтобы к нему обращались на его родном языке, а он ни слова не понимал из этой тарабарщины, будто беседа шла на каком-нибудь диковинном наречии африканских туземцев – это уж извините!

Знать бы еще, кто этот усатый слизняк с собакой, вылезший из гардероба…

– Послушай, Бенджамин! Я знаю способ, как тебе спастись, то есть сохранить себе жизнь.

– И что же я для этого должен сделать?

– Ты должен поговорить с Вуперином. Если желаешь, могу доставить к нему хоть сейчас. Пока ты со мной, тебя и пальцем не тронут. Да и сам я не отправлю тебя на тот свет без предупреждения.

Кошмарный сон, да и только! Или же смерть его настолько непреложна и очевидна, насколько противоестествен сам факт его существования в этом городе?

– Высказывайся яснее! – Пенкрофт стукнул по столу кулаком. – Чего тебе от меня надо?

– Видишь ли, если бы ты разгадал тайну Прентина…

– Никакой тайны у него нет! Прентин может в любой момент размазать вас всех, как повидло по тарелке. Уж я-то его знаю как облупленного.

Усатик испуганно попятился.

– Не может быть! Это же блеф чистой воды…

Ага, удар попал в цель! Однако картина от этого не стала яснее.

– Ну, вот что, хлюпик…

– К чему эти издевательские эпитеты? Называй меня по имени, иначе разговора у нас не получится!

– Как хочу, так и называю! И передай остальным, что умирать я не собираюсь, ни с кем вступать в переговоры не намерен и вернулся сюда ради того, чтобы свести счеты с Прентином!

Посетитель замер, выпучив глаза. Рука его, потянувшаяся было подкрутить усы, затряслась. Даже песик словно окаменел со шнурком ботинка в зубах.

– Думай, что говоришь, Бенджамин! Здесь блеф неуместен, – и шепотом добавил: – Ведь это Город молчащих револьверов!

– Вот как? А я было вообразил, будто это Деревня говорящих сабель. За дурака меня держишь?

– Что тебе известно? И откуда?

– Для начала пусть твоя собачонка оставит в покое мои ботинки! – Один пинок, и мопсик по траектории, проложенной Штербинским, скуля вылетел в распахнутую дверь. – До чего же вы все мне осточертели! Зайцы трусливые, а не мужчины! Слоняются по городу, точно больные старухи. Можно подумать, будто ты не в Техасе, а на лечебном курорте для ревматиков! Но я-то здесь по серьезному делу, решил разобраться с этим Прентином!

– Но на каком основании?

– «На каком, на каком»… Будто сам не знаешь! – Надо запудрить мозги этому придурку, но как?! – Слушай меня внимательно, а если чего не поймешь, пеняй на себя! Дело в том, что Эрвин, прежде чем покончить с собой, написал мне письмо!

На тебе, получай награду за свое любопытство! Дайте человеку хоть раз высказаться так, чтобы у других ум за разум зашел.

– Боже правый… – Собеседник на глазах менялся в лице. – Бен, заклинаю тебя: молчи, хотя бы ради Хильдегард! – Физиономия его пожелтела, стала похожа на восковую маску, а сам проситель, дрожа всем телом, бухнулся на колени.

– Встань! – повелел Пенкрофт тоном Цезаря. – Так уж и быть, смилуюсь над тобой! Но пусть больше никто ко мне не суется!

– Спасибо… – пробормотал усатик и убежал прочь, забыв о собачонке.

Пенкрофт стоял в раздумье, пытаясь проникнуть в смысл уму непостижимых событий, как вдруг у него над самым ухом просвистел большой нож, вдребезги разбив матовое стекло в окне лестничной площадки. Наш герой бросился наземь плашмя. Другой нож, встреченный злобным тявканьем мопса, вонзился в стену. Пенкрофт выскочил из комнаты, захлопнул за собой дверь и пристроился на ступеньках лестницы. Здорово он разворошил осиное гнездо, всего лишь произнеся имя Хильдегард! А что будет, упомяни он таинственного Пробатбикола… Впрочем, не все же козыри сразу выкладывать.

4

Мысли в голову лезли невеселые. Неужто вновь возвращается пора невезения? Прежняя участь, все в той же изначальной упаковке, скрепленная нерушимой печатью покорности человека судьбе? А что, если довериться старине Штербинскому?

Нет, непродуктивная идея! Штербинский всплакнет, посочувствует, даже, может быть, в утешение ему извлечет из шкафа боа… Только ведь мех-то повылез, благодаря моли, которой боа явно пришлось по вкусу, остались считанные ворсинки.

Похоже, вся здешняя заваруха упирается в Прентина. Во всяком случае, для него лично Прентин хуже смерти – тем более, что грозится его убить. И филиппонцы носятся со своим Прентином, как господская прислуга – с фамильным фарфором. Стоит только упомянуть это имя, и все бледнеют и впадают в трясучку. Эх, шандарахнуть бы его как следует, чтоб раскололся вдребезги, как тот фамильный сервиз!..

Да-а, неприятностей не оберешься, если не узнать, что за птица этот Прентин. Может, поинтересоваться у Хильдегард? Но кто такая Хильдегард? Одно несомненно: именно эта особа свела Эрвина в могилу.