Бабье царство

— Светает, — произнесла Лукреция.

Я поднял глаза. Небо действительно из чёрного стало тёмно-тёмно-серым. Да и под ногами еле-еле, но уже видно дорогу, не приходится глаза ломать и постоянно спотыкаться. Ещё немного и нечисть спрячется, как в той сказке, мол, вредит она ровно до третьих петухов. Кстати, о нечисти.

— Катарина, — позвал я храмовницу, которая говорила, что спец по всяко потусторонщине. — А почему так много потеряйцев, а раньше никто их и не видел?

— Небесная пара гостит в чёрном доме, потому и много, — обыденно ответила девушка, словно я задал вопрос, почему упадает снег.

— Ясно, что ничего неясно, — пробормотал я и добавил. — А можно подробнее? Я далёк от чтения звёзд.

— Потеряйцы, как саранча, — ответила вместо неё магесса. — Раз в двенадцать лет появляются на юге и идут большим походом на север, собирая по пути всё, что можно. Крадут всё, за чем плохо глядят. Клянчат без умолку. А потом пропадают. Одного-двух в глуши можно увидеть, и то редкость. Зато, говорят, одиночки клады ищут, падающие звёзды и обломки радуги. Даже сказка есть о хитрой Грейс, которая подарила потеряйцу громкий колокольчик, а потом шёл на звон и нашла нору этих малявок, где все клады собраны в одно место. Но это лишь сказка.

— А остальная нечисть?

— Остальная только у проклятых мест живёт. Редко бродячую можно увидеть, — снова вступила в разговор храмовница, не желая уступать Лукреции. Ух и закомплексованная она оказывается, Катарина. Вбила себе в голову, что она никому не нужна, что она чудовище, и мальчики её стороной обходят, а ей, мол, уже восемнадцать, и вся жизнь под откос. Или как здесь говорят, богини подножки ставят.

— А у нас тоже много сказок есть, — продолжил я.

— Расскажи.

— Да, расскажи, а то до Риа-Мансаны ещё долго топать, — тут же отозвалась Катарина, которой уже не нужно было выглядывать впереди препятствия. Она притормозила, поравнявшись со мной.

— Разве мы не в Ганивиль идём? — переспросил я, поглядев на девушку. У меня, у самого уже из-за этих неудобных ботинок ноги стёрлись. Можно в фургоне, но каждый лишний килограмм тормозит и без того нерасторопного бычка, а его ещё и кормить нужно будет. Вот и бережём животину в ущерб себе. Ничего, здоровее буду. Надо только ногам дать зажить.

— Ганивиль за Риа-Мансаной. Это село на небольшой речке с таким же именем стоит. На ней хорошие паромы. А потом Ганивилль. Его с окраины села с высокого дерева видно будет.

Я улыбнулся. За красочным словом Риа-Мансана скрывалось не менее поэтичное русское название Яблочная Речка.

— Давным-давно жили старик со старухой. И вот пошла старуха на море сети закинуть, — начал я реверсивную версию знаменитой сказки.

— Я бы порыбачила, — со вздохом протянула Катарина, и я улыбнулся. Как говорится, фигня вопрос, ветку срубим. А леска, крючки, грузила и поплавки в наборе на случай выживания имеются. Благо, шеф подзатыльник дал, чтоб собрал с собой. Места много не занимают, а еду на чёрный день поймать можно.

— А я бы поела форель, начинённую пряными бобами, — в тон ей пробормотала Лукреция, мечтательно поглядев на небо, словно именно там была заветная рыбина.

Тут же и Урсула слово вставила.

— Мой муженёк мелочь на углях печёт, ух, как вкусно. Пойдёшь домой, по пути у рыбаков корзину купишь… — она на мгновение замолчала, — и семь ртов сгрызут раньше, чем успеешь кому-то по пальцам дать, чтоб мамке оставили.

— А почему ты зовёшь мамка, а Катарина — мадрэ? — спросил я, вспомнив момент, когда заходили в гости к паладинше.

— Потому что у них всё не как простых людей, — хохотнула Урсула. — Они хотят этим… высоким слогом мамку звать. А мамка — всегда мамка.

— Я свою тоже мадрэ звала, — вмешалась в разговор Лукреция. — Она была очень строгая, но заботливая.

Высказавшись о матерях, все замолчали, дав мне сперва вслушаться в стрёкот кузнечиков, трели первых просыпающихся птиц и писк поздних летучих мышей, которые старались наловить до рассвета как можно больше добычи. Пахло сырой травой и цветами, а выпавшая роса намочила ботинки и чулки до голени. Поневоле замечтаешься о резиновых сапогах. От цветка к цветку с гудением летали бабочки-бражники, которых вскоре сменят обычные мотыльки, пчёлы и шмели.

Нечисть не встретилась. Наверное, потеряйцы, будучи смесью питекантропов, цыган и лепреконов, насытились трофеями, а другие твари бродили в где-то в стороне. Один раз попался деревянный столб, вбитый в землю, а на нём старательно выточены знаки божеств. Проходя мимо, женщины по очереди прикоснулись к нему. Катарина двумя пальцами. Лукреция — обеими руками, при этом старательно оттопырив большие пальцы. А Урсула просто ладонью, а потом ещё раз, но уже тыльной стороной.

Я улыбнулся и приподнял бровь. Может и мне тоже выполнить ритуал, но как? Я атеист, и…

— А у нас когда-то в старину звали в помощь предков, постучав по дереву и сказав «чур меня», — произнёс я, вспомнив книгу об обычаях славянских народов в бытность их ещё языческими.