До конца XVIII в. в России не существовало отдельной судейской корпорации. Вместо этого ответственность за отправление правосудия возлагалась на органы, осуществлявшие юридические функции наряду с административными обязанностями. Рассмотрение имущественных споров находилось в ведении Вотчинной коллегии, которая официально утверждала права собственности по результатам всех земельных сделок и служила судом первой инстанции по наследственным спорам. Над Вотчинной коллегией стоял Сенат как высшая апелляционная инстанция. В губерниях как гражданские, так и уголовные дела разбирали воеводы, т.е. главы уездов. Первые специальные судебные органы появились только в 1775 г., когда Екатерина II учредила систему судов уездного и губернского уровня. Судебная реформа Екатерины ввела отдельные суды для дворян, горожан и государственных крестьян и установила процедуру подачи апелляций. В результате после 1775 г. первой инстанцией для рассмотрения имущественных дел становится уездный суд или губернская палата гражданского суда. Впрочем, при всех организационных преимуществах, эти новые суды страдали от отсутствия профессиональных юристов. Подавляющее большинство руководителей новых судебных учреждений составляли дворяне, вышедшие в отставку с военной службы и не имевшие высшего образования, которые занимали судейские посты всего лишь три года. Хотя члены Сената были в целом богаче и образованнее судей низших инстанций, но и они являлись выходцами из офицерства и осуществляли свои судебные функции без формальной юридической подготовки{38}
.Наконец, в отправлении правосудия в России огромную роль играл элемент личного влияния. В дореформенную эпоху монархи обладали обширной судебной властью[9]
. Царский указ мог получить силу закона, даже если он противоречил предыдущим постановлениям, а правовые тексты не делали различия между законом и административным постановлением — так называемым «распоряжением»{39}. Более того, правители могли прямо вмешиваться в судебный процесс. Решения Сената получали силу закона и не требовали утверждения монарха, но в тех случаях, когда сенаторы не могли прийти к согласию, они обращались к монарху за разрешением спора. Создание в 1810 г. отдельного Департамента для приема прошений на высочайшее имя еще ярче подчеркнуло, что именно государь является источником правосудия{40}.Использовать судебные документы в качестве источников нелегко. Споры, разбиравшиеся в Вотчинной коллегии, чаще всего регистрировались без сопровождающей резолюции, поэтому ни исход дела, ни правдивость показаний тяжущихся сторон выяснить не удается. Протоколы дел в Сенате полнее и обычно включают в себя итоговые постановления, наряду со скрупулезным изложением решений нижестоящих судов. Если просители часто жаловались на коррупцию среди судейского штата, то по документам суда мало можно узнать о роли протекции и коррупции в конкретных делах. Но при всех недостатках документы об имущественных спорах дают ценнейшие сведения о том, как истцы понимали закон, а также об усилиях центральной власти добиться эффективной работы системы правосудия. Правовые стандарты в императорской России оставляли желать лучшего, но тем не менее дела, поступавшие в Вотчинную коллегию и в Сенат, говорят о существовании жизнеспособной правовой культуры у дворянства дореформенной России — а именно о знакомстве с основами имущественного права и убежденности в том, что конфликты следует разрешать по закону. Если русские дворяне и не считали правовую систему «предпочтительным средством разрешения споров»{41}
, то уже сам объем дошедших до нас материалов об имущественных процессах свидетельствует о готовности дворянства прибегать к помощи судов, несмотря на все их недостатки. Некоторые истцы проявляли неверие в судебный процесс и обращались за помощью к влиятельным лицам, чтобы те проследили за ходом рассмотрения их дел; но все равно их ходатайства полны просьб о том, чтобы дело было решено так, как написано в законе.Вопрос о преемственности между допетровской и императорской Россией в отношении законных прав дворянских женщин встанет в этой работе не однажды. Изменения правового статуса женщин в Средневековье и в эпоху Московского царства отражены в богатой литературе. В частности, горячо обсуждалось сужение имущественных прав знатных женщин в XVI—XVII вв. Итоги этих исследований показывают, что многие дочери и жены царских слуг располагали земельной собственностью, полученной в приданое или в наследство, и распоряжались ею вместе с мужьями. Более того, еще в XII в. русские женщины всех социальных групп разделяли с мужчинами право начинать тяжбу при возникновении угрозы их чести или экономическим интересам. Правовые привилегии женщин допетровской эпохи явно послужили основой для разработки их имущественных прав в XVIII в.