Бабель (ЛП)

Почему он не признает тебя публично?» — спросила она. «Это из-за его семьи, как ты думаешь? Жена?

«Возможно», — сказал он. Но меня это не беспокоит. Если честно, я бы не знал, что делать, если бы он объявил себя моим отцом. Я не уверен, что хочу быть Лавеллом».

«Но разве это не убивает тебя?»

Почему?

Ну, мой отец... — начала она, потом прервалась и примирительно кашлянула. «Я имею в виду. Вы все знаете. Мой отец не разговаривает со мной, не смотрит мне в глаза и не говорит со мной после Линкольна, и... Я просто хотела сказать, что немного знаю, каково это. Вот и все.

«Мне жаль, Летти.» Он похлопал ее по руке и тут же почувствовал себя виноватым за то, что сделал это; это казалось таким фальшивым.

Но она приняла этот жест за чистую монету. Она тоже, должно быть, изголодалась по привычному общению, по хоть какому-то признаку того, что она по-прежнему нравится своим друзьям. И я просто хотела сказать, что я здесь для тебя». Она взяла его руку в свою. Надеюсь, это не слишком откровенно, но я просто заметила, что он относится к тебе не так, как раньше. Он не смотрит тебе в глаза и не говорит с тобой прямо. И я не знаю, что случилось, но это неправильно и очень несправедливо то, что он сделал с тобой. И я хочу, чтобы ты знала: если ты захочешь поговорить, Птичка, я здесь».

Она никогда не называла его Птичкой. Это слово Рами, — чуть было не произнес Робин, но потом понял, что это было бы самое худшее, что можно сказать. Он попытался напомнить себе, что нужно быть добрым. В конце концов, она всего лишь пыталась найти свою версию утешения. Летти была задиристой и властной, но ей было не все равно.

Спасибо. Он сжал ее пальцы, надеясь, что если он не станет уточнять, то это может привести к окончанию разговора. Я ценю это.

По крайней мере, была работа, чтобы отвлечься. Практика Бабеля отправлять целые когорты, специализирующиеся на разных языках, в одно и то же выпускное плавание была свидетельством размаха и связей британских торговых компаний. Колониальная торговля вцепилась своими когтями в десятки стран по всему миру, а ее работники, потребители и производители говорили на десятках языков. Во время плавания Рами часто просили переводить для ласкаров, говорящих на урду и бенгальском; неважно, что его бенгальский был в лучшем случае рудиментарным. Летти и Виктория были заняты изучением судоходных накладных для следующего рейса на Маврикий и переводом украденной корреспонденции французских миссионеров и французских торговых компаний из Китая — Наполеоновские войны закончились, а борьба за империю — нет.

Каждый день с двух до пяти профессор Ловелл занимался с Рами, Летти и Викторией мандаринским языком. Никто не ожидал, что к моменту причаливания в Кантоне они будут свободно владеть языком, но смысл был в том, чтобы накормить их достаточным словарным запасом, чтобы они понимали основные приветствия, указания и обычные существительные. Профессор Ловелл также утверждал, что изучение совершенно нового языка за очень короткий промежуток времени приносит большую педагогическую пользу; это заставляет ум напрягаться и устанавливать быстрые связи, сопоставлять незнакомые языковые структуры с тем, что он уже знал.

Китайский язык ужасен», — пожаловалась однажды вечером после занятий Виктория Робину. В нем нет ни спряжений, ни времен, ни склонений — как ты вообще можешь понять смысл предложения? И не говори мне о тонах. Я их просто не слышу. Возможно, я просто не очень музыкальна, но я действительно не могу их различить. Я начинаю думать, что это обман».

«Это не имеет значения, — заверил ее Робин. Он был рад, что она вообще с ним разговаривает. После трех недель Рами наконец-то соизволил обменяться элементарными любезностями, а Виктория — хотя она все еще держала его на расстоянии вытянутой руки — простила его настолько, что разговаривала с ним как с другом. В Кантоне все равно не говорят на мандаринском. Вам понадобится кантонский, чтобы действительно ориентироваться».

«И Ловелл не говорит на нем?

«Нет», — сказал Робин. «Нет, поэтому я ему и нужен».

По вечерам профессор Ловелл объяснял им цель их миссии в Кантоне. Они должны были помочь провести переговоры от имени нескольких частных торговых компаний, в первую очередь Jardine, Matheson & Company. Это будет сложнее, чем кажется, поскольку торговые отношения с цинским двором с конца прошлого века характеризовались взаимным непониманием и подозрительностью. Китайцы, опасаясь иностранного влияния, предпочитали держать британцев в узде вместе с другими иностранными торговцами в Кантоне и Макао. Но британские купцы хотели свободной торговли — открытых портов, доступа на рынок мимо островов и снятия ограничений на особый импорт, такой как опиум.