Бабий круг

Отец, если верить маме, приехал в их город в составе футбольной команды, и задержался в нём на целый месяц или даже на полтора. Знакомство их состоялось где-то между его приездом и игрой, всё остальное – между игрой и отъездом, правда, к ответу на этот вопрос сама мама подходила по-философски небрежно, зачастую путаясь в своих показаниях. Единственное, в чём она была твёрдо уверена – являлся он итальянцем, что подавалось, как абсолютное, не подлежащее сомнению достоинство.

–…У тебя его глаза – влажные оливки. Такие глаза могут быть только у мужчин аристократических семей Ломбардии, – голос мамы звучал безапелляционно-категорически, будто кто-то пытался с ней спорить.

Ломбардия, так Ломбардия, тем более, в детстве ей нравилось это слово – чужое и отстранённо-далёкое, будто звезда в холодном полуночном небе. А ещё ей нравилось произносить его несколько раз подряд, перекатывая язык до тех пор, пока во рту и на губах не становилось сухо. Остальное для нее не имело значения: ни возможный отец-итальянец, ни его аристократическая семья, ни сама Италия, ровно как и все остальные государства мира – искать своего виртуального отца у Тамары даже в мыслях не было, и желание это с возрастом не появлялось, к тому же теперь – после смерти мамы и бабушки, и подавно.

Возвращение к действительности было сродни запрещенному удару – резкая боль в животе и мутная пелена в глазах и голове. Почувствовав, что теряет сознание, она инстинктивно обхватила руками живот…

Пришла в себя от сильного запаха лекарств и удивленного женского голоса:

– Впервые в своей практике такое наблюдаю. Вы всерьёз полагаете, что этим можно было беременность сохранить? Наивность. Святая женская наивность.

Молодая строгая женщина в белом халате недоверчиво теребила в руках конец бабушкиной шали, обмотанной, на сей раз, не вокруг кисти, а вокруг располневшей талии Тамары.

– Должна признать, вам очень крупно повезло – вовремя «службу спасения» вызвали…

«Вызвала «службу спасения»?» Тамара устало облизала запекшиеся губы, но объяснять происходящее не было ни сил, ни желания, более того, семейные тайны считала делом слишком сокровенным, чтобы впускать в них чужих людей.

Она повернулась лицом к стенке машины и прислушалась к себе – острая боль в животе затихла, остался только внизу твёрдый саднящий клубок, тошнота и жуткая слабость. Всё ещё содрогаясь от рвотных позывов, поджала под себя ноги, закрыла глаза и почти сразу же увидела родное лицо, а на руке своей ощутила тёплую уверенную руку, отчего вдруг разом всё стало на свои места, и появилась надежда, что худшее – позади, и здоровью её больше ничего не угрожает.

Мерно покачиваясь, «скорая помощь» увозила её «от беды, от нужды, от недобрых людей, от беды, от нужды, от недобрых людей…», а она, будто утопающий за соломинку, из последних сил цеплялась за руку с кривым, как у неё самой, мизинцем, и, как самую надёжную защиту, судорожно прижимала к себе тонкую цветастую ткань.

Три недели, проведённые в отделении патологии, пошли ей на пользу: возвращалась она из больницы с новым чувством – чувством ответственности за живущего в ней человека, а прабабушкина шаль с той памятной ночи до сих пор лежала на диване в ожидании следующего визита хозяйки…

Воспоминания задели за живое. Всё ещё пребывая мыслями в прошлом, она машинально включила чайник, взглянула в окно и неожиданно увидела на улице ещё одно знакомое лицо. Неужели санитарка из роддома? После своей выписки она больше её не видела, мало того, не успела даже поблагодарить, так как не знала ни имени её, ни фамилии. Расспросы у сотрудников больницы тоже ни к чему не привели – медсёстры в недоумении таращили на неё глаза, хорошо, хоть пальцем у виска не крутили – никто не помнил, чтобы в отделении работала пожилая нянечка. Позже, правда, выяснилось, что устроилась та в роддом совсем недавно, буквально на днях, и во время возвращения Тамары с ребёнком домой находилась на отсыпном.

Сейчас же эта женщина стояла во дворе, напротив окна, и, что самое главное, смотрела просто на Тамару. Беззвучный диалог, и гостья уже в квартире – пьёт на кухне чай.

– Давно хотела зайти, да всё не решалась. Боялась – прогонишь, не выслушав, не поймёшь. Я же в больнице, когда ты в роддом попала, не случайно оказалась. Хорошо, работала там раньше, в другом, правда, отделении, в инфекционном – медсестрой, спасибо, не отказали – разрешили санитарку подменить. А вдруг, думаю, помощь нужна будет, или поддержка, но ты, слава Богу, справилась сама. Я и на похоронах Елены была, и с бабушкой заходила попрощаться. В сторонке постояла, да и ушла. Тогда тебе было не до меня, – объяснила гостья, заметив, как у Тамары от удивления становятся квадратными глаза.

– А передача? – припомнила Тамара кулёк с детским приданным.

– И передача.

Не понимая, что происходит, Тамара молча присела.