Бабки царя Соломона

После возвращения из Швейцарии у Елены начались проблемы с кожей: она сильно шелушится, покрыта красными пятнами и постоянно чешется. Еще у нее сильно поредели волосы, почти выпали ресницы. Доктор Вернье успокоил Гришкина, сказал, что это обычная реакция организма на агрессивное лечение, скоро его жена опять станет красавицей. Но пока Лена выглядит ужасно. Физически ей было неплохо, она улыбалась, смеялась, и я думала, что жена Захара скоро выздоровеет окончательно. Но, увы, ошиблась, сегодня Елена внезапно умерла.

Глава 11

После того как тело бедной женщины отправили в морг, я, безостановочно разговаривая по телефону, поехала домой. По дороге пообщалась со всеми сотрудниками, а затем набрала номер Ивана Никифоровича.

— Значит, я был прав! — воскликнул шеф. — Кто-то из членов семьи отравитель. И на сей раз он, разозлившись, что Елену вылечили в Швейцарии, совершил оплошность, подсыпал большую порцию отравы, которая подействовала слишком быстро, якобы симптомы гриппа не успели развиться. Пусть Глеб ищет, чем убили жену Гришкина-старшего. Ты когда будешь дома?

— Скоро, — пообещала я.

— Я немного задержусь, надо к маме заехать, буду после одиннадцати, — пообещал Иван.

Я поставила замолчавшую трубку в держатель. Похоже, босс не ошибается. Еще вчера вечером Лена чувствовала себя нормально, легкая тошнота не в счет, а теперь она мертва.

Сзади раздался надсадный вой сирены «Скорой помощи», я быстро перестроилась из левого ряда в средний. Мысли потекли в ином направлении. Очень не хотелось возвращаться в квартиру, где мы с Иваном временно поселились.

К моему удивлению, она оказалась очень чистой, с новой мебелью и без малейшего запаха табачного дыма. Кухня довольно просторная, в ней даже стоит диванчик, на котором спит Иван, а мне он галантно предоставил жесткую, страшно неудобную кровать. В первый вечер я, поняв, что придется временно сосуществовать с начальником на маленькой территории, не смогла удержать на лице приветливую улыбку. Иван Никифорович считал мое настроение и сказал:

— Да, немного не повезло, «двушки» и «трешки» сейчас задействованы, хорошо хоть эта нора досталась.

Но я уже успела прийти в себя. Сказав, что квартира вполне комфортабельна, быстро умылась и шмыгнула под одеяло.

Минут через десять после того, как я погасила свет, Иван приоткрыл дверь и тихо спросил:

— Таня, спишь? Я заварил чай, пирожки с капустой от мамы привез. Не хочешь перекусить?

Я старательно всхрапнула. Шеф ушел и более попыток совместно чаевничать не делал. Мое общение с «мужем» сведено до минимума. Я стараюсь примчаться в квартиру раньше Ивана и в тот момент, когда он открывает дверь, мигом гашу свет. Вот утром, к сожалению, встречи не избежать. Очень надеюсь, что боссу тоже крайне неудобно на кухне на детском диванчике и он прекратит невесть зачем устроенный им дурацкий спектакль.

Я опять перестроилась в левый ряд. Чего шеф добивается? Как бы выяснить его намерения? И есть еще одна вещь, которая не дает мне покоя.

Некоторое время назад у меня дома поселилась девочка Аня, дочь попавшей в больницу коллеги. Очень активная и любопытная Нюся решила исследовать в моем жилище антресоли. Проползла по ним, добралась до какой-то дверцы, о которой я и понятия не имела, открыла ее и обнаружила еще одно набитое хламом отделение. Неугомонная школьница изучила его. Там тоже нашлась створка, а за ней оказался следующий отсек, где лежала всего одна кожаная сумка, запертая на замочек. Она очень понравилась девочке, и Аня стала ныть:

— Тетя Таня, она же тебе не нужна, валяется без дела, забери то, что внутри, и отдай ее мне.

Я никак не могла вспомнить, откуда у меня этот аксессуар. Решила, что когда-то давно получила его от кого-нибудь в подарок, за ненадобностью закинула подальше и благополучно забыла. В общем, я пообещала Нюсе отпереть замочек. Придя поздно вечером с работы и воспользовавшись отмычкой, залезла в сумку. В ней лежали книга неизвестного мне автора и вскрытый желтый конверт, из которого выпали фотографии моего давно пропавшего мужа Гри с маленьким ребенком на руках. Сначала я впала в ступор, потом заставила себя внимательно изучить находку. Стало понятно, что клапан письма разрезали необычным ножом, который оставил на бумаге след в виде буквы N. Ножиками для вскрытия корреспонденции перестали пользоваться в начале двадцатого века, но у моего нового шефа такой прибамбас лежит на столе. И в свое время Иван Никифорович, показывая его мне, сказал:

— Уникальная вещь. Раритетная. Видишь, как зазубрено лезвие? Оно непременно «отметится» на послании в виде надрезов в форме буквы N. Нож существует в единственном варианте.

А мой близкий друг Дмитрий Коробков, с которым мы работали раньше в одной бригаде, не так давно насплетничал:

— Ваш Иван коллекционирует антикварные почтово-письменные принадлежности. Захочешь к нему подольститься — подари обгрызенное в восемнадцатом веке гусиное перо.

Но я уже и до беседы с Димоном сообразила: конверт со снимками Гри вскрывал наш Ваня.