Бабочка

А меня “порвало” в этом что-то. В его словах. Это “выкинь” всю выдержку и упрямство на корню размело. И слезы сами по щекам побежали. Руки затряслись. Срыв, наверное. Не знала. Не умела еще так хорошо контролировать себя. Пыталась справиться, и только хуже все стало. Заревела в голос, попыталась отвернуться, когда Сережа, просто почернев в лице, рухнул коленями в пол передо мной.

- Света? Драгоценная моя, ты что? - обхватил меня руками, просто сгреб в объятия, не обратив внимания, что стараюсь увернуться.

Хотела воздуха вдохнуть, как-то в себя прийти. И ничего не вышло.

- Не хочу выкидывать, - ревя, как дура, вцепилась все-таки в его шею. - Ничего не хочу выкидывать. Мне все нужно. Все, что ты… Что наше… Твое

Дрожа всем телом, несла какой-то бред. И Сережу в руках сжимала. Потянулась к его лицу, начав любимые черты целовать. Губы сжатые. Скулы, ставшие такими острыми. Глаза, потемневшие от его боли.

- Не говори так, любимый. Я научусь эти дурацкие тосты готовить для тебя, - всхлипывая, пообещала. - Только не надо… НЕ выкидывать. Ничего. Мне все надо. Ты…

Ну причем тут тостер, вроде бы? Вообще ни при чем.

Я уткнулась в его плечо, поняв, что так и не сумела справиться, быть до конца сдержанной и взрослой, как ни пыталась. Или “девочки” могут плакать в любом возрасте? Женщины. Тем более, когда так сложно и больно без самого родного человека было.

- Ты мне так нужен, Сережа, - тихо прошептала я. - Как воздух, просто.

Он стиснул меня, забыв о бережности и осторожности. Так сильно, неудобно. Но я просто блаженство ощутила от этих объятий. Потому что рядом он, со мной.

- Бабочка, драгоценная моя, - его ладонь сжала мой затылок, поднял мне голову. Прижался губами к моему рту. - Ты - мое все. Знаешь же?

Сережа смотрел мне в глаза таким напряженным взглядом, что меня еще больше затрясло. Кинулась к нему. Стукнулась лбом о щеку. Сама к его рту прижалась.

- И ты - мое все, - прошептала любимому в губы. - Ничего не надо больше. Только бы ты был.

Именно сейчас поняла, что и от счастья бывает больно. И тяжело, и невыносимо. Но ни за что бы от этой тяжести и боли теперь не отказалась. И плакать почти перестала. А Сережа мои слезы губами собрал, не прекращая обнимать. Будто слово давал, что теперь, и правда, никогда не оставит. И я верила. Знала, что и сама все для этого сделаю, чтобы всегда быть рядом с ним, делать его счастливым.