Бабочка и паук

Нет, это меня бросили на растерзание собственным страхам и комплексам. Я же всего боюсь: темноты, внимания к моей персоне чужих людей (чего им надо?), и прочего. Хотя, если разобраться, то это вовсе не фобии, это недоверие. Я не доверяю темным переулкам, неосвещенным аллеям, темным очкам, скрывающим глаза. Не зря Борис Царикович просил обдумать тему доверия. Но ведь я сама навела его на это задание, первая заговорила на эту тему. Он и вцепился. А дело в том, что незадолго до этого я нашла сайт, где каждый вечер обсуждались проблемные вещи. Поучаствовала в опросе, то есть поставила галочки в нужных местах, и получила рекомендации: тебе нужно больше доверять людям и общаться вживую. Они свели социальное недоверие к личностному, но были не так уж неправы. По-моему, в России нельзя верить многому: своим ушам, долгосрочным прогнозам погоды и предвыборным обещаниям. Также не следует доверять рекламе, врачам, продавцам, средствам массовой информации. Небезопасно полагаться на честность этикеток на товарах и накладно – ценникам в магазинах эконом-класса. Не рекомендуется судить человека по его внешнему виду или словам. Нельзя доверяться никому, даже друзьям. А можно ли верить себе? Что за вопрос – кому же тогда, если не тому, кого знаешь с самого рождения, кого видишь изнутри, с кем, можно сказать, дружишь… Но это уже раздвоение личности, а шизофренией я точно не страдаю. Из самой себя друга делать не хочу, пусть лучше будет одиночество.

Тогда я была настолько потрясена, что даже хотела звонить в службу доверия, но вовремя остановилась, поняв, что и им тоже не должна доверять. Зато у меня друзья такие, что вам и на самом деле не снилось. Вот я подружилась с озером, а разве нет? Не могло оно не заметить моего восхищения, и незамутненная вода поднималась из бьющих на дне ключей прямо ко мне. Зря я испугалась, надо как-нибудь решиться и доплыть до другого берега, потому что когда ты собой соединяешь два берега, что-то хорошее произойдет в мире. Правда, это, кажется, про реку кто-то сказал?

Сквозь сон я слышала, как бьет в стекло дождь, а когда проснулась, то тело было охвачено таким покоем, даже истомой, что не хотелось не то что вставать, но даже шевелиться. Небо извергало потоки серого ливня, и серым был мир, но потом небесная поливальная машина укатила в северном направлении, волоча тележку с громом, будто с камнями; изредка с нее сваливался очередной булыжник, но все дальше и дальше, все тише и тише, пока, наконец, не выглянуло на промытом небе солнце. На часах в кухне было пять, а когда я поужинала, от нечего делать сварив спагетти, стало шесть тридцать. Дело было вечером, делать оказалось нечего. Скука. Гулять – трава не высохла, на дорогах лужи, ноги промочишь, заболит горло, охрипну, полезет маньяк насиловать и убивать – нечем будет кричать безголосой-то. Телевизора нет, но зато есть интернет.

Попытки подключить модем внизу не удались, пошла наверх, там взяло, но медленно, а проявлять терпение не хотелось. Утреннее солнце словно выпило из меня то, что представляет интерес в городе. Оставалось читать, и это было спасением.

В окно заглядывал любопытный месяц, но потом укатился куда-то, пропал из виду. Надо попробовать нарисовать: окно, на темно-синем бархате ночи полная луна, с лицом, на котором можно прочитать участие. В других широтах, в дальних странах это ночное светило совсем другое, не похожее на женское лицо, от вида которого хочется зажмуриться, чтобы не текли слезы. В первый раз я спросила луну в те двенадцать лет, когда стала думать о маме: Луна, где моя мама? Луна брызнула мне в глаза чем-то едким, иначе отчего потекли слезы? Ответ был ясен: не спрашивай. Не спрашивай, и тебе не солгут. Это только у Пушкина: Месяц, месяц, ты могуч… не видал ли где на свете…? Полная формула заклинания. Или программирования. Сначала комплименты, потом просьба. Ночное светило не знает, где царевна-мама, спроси у кого-то другого. Интересно, а Маргарита знает про маму? Я никогда ее не спрашивала.