Бабочка на ладони

Только Бубе удается ускользнуть от всевидящего ока Розового Трико. Порой, правда, трико голубое.

Петр никогда не видел, чтобы на соседке было что-то другое.

Сегодня проскочил. Петр был уже этажом ниже, когда соседкина дверь заскрипела.

Повезло.

* * *

Я боялась, они опять будут два часа лить жидкость в вену. Капельницу в больнице я хорошо запомнила еще с давних времен — вдруг ужасно захотелось писать, а мне не пошевелиться. В конце концов я решила пойти в туалет вместе с капельницей. Мне никто не сказал, что можно повернуть краник — и лекарство перестанет течь, а то просто вызвать медсестру звонком и попросить выдернуть иглу. Держа прозрачный пластиковый мешочек над головой, я прошмыгнула в туалет, а там положила его на пол. Кровь из вены потекла по трубке обратно, и прозрачная жидкость окрасилась. Я перепугалась, что вся кровь из меня вытечет, и с мешочком в руках помчалась на пост. Медсестра долго смеялась, а потом объяснила, что, во-первых, от потери пары капель крови еще никто не умирал, а во-вторых, если захочется в туалет, надо позвонить.

На сей раз дело ограничилось уколом — разумеется, болезненным. Мне стало плохо, я чувствовала, как лекарство, которое мне впрыснули, расходится по всему телу. Если б могла, крикнула бы «НЕТ!» этому уколу, но речь шла о моей жизни, и оставалось только терпеть.

* * *

Вот ведь незадача — сегодня надо идти к ксендзу Енджею! Но ведь они так редко у него собираются, так что, откровенно говоря…

Хорошо еще, он не пытается вернуть заблудших овец в лоно церкви! Все-таки они взрослые люди. И вообще ксендз Енджей — дядя Баси. Даже смешно: ксендз — и чей-то дядюшка! Уж кого-кого, а священников точно следовало бы находить в капусте. Когда Бася призналась, что Енджей — брат ее мамы, ей не поверили. Ведь ксендз — не сын, не брат, не дядя и не племянник, а священнослужитель! Но тогда они были маленькие и во многое не верили. Бася, например, не верила, что ее родители занимаются этим самым. Правду сказать, она до сих пор в это не верит.

А вот Петр не верил, что ксендз Енджей носит брюки, и поразился, когда в первый раз увидел Енджея без сутаны. Да еще в шортах. Ксендз преподавал детишкам Закон Божий особым образом: играл с ними в футбол, лазал по горам, ходил в походы и — прежде всего — был с ними со всеми на «ты».

С детьми!

Неслыханное дело!

Тоже мне основа для веры в Бога!

Ну, в Бога-то, может, верят и не все.

Зато верят в ксендза Енджея.

А сам ксендз Енджей глубоко верит в Бога и не верит в докторов. Считает, что от них лучше держаться подальше, здоровее будешь. Медикам только попадись в лапы, сразу больным нарекут. Вон приходский священник из костела Святого Иосифа Работника сдал кровь на анализ, на самый обыкновенный анализ! И что? Оказалось, у него диабет. А не сдавал бы кровь, никакого диабета у него бы и не было!

Потому-то ксендз Енджей не идет к окулисту — глазник тоже ведь врач, — хотя со зрением у него все хуже. Еще найдут у него (не дай бог, постучать по дереву) какую-нибудь глазную болезнь. Ксендз купил в аптеке очки за двенадцать злотых и теперь видит лучше.

Хотя и ненамного.

С врачами он иногда беседует.

Но не о себе.

* * *

Все сидят у ксендза Енджея (срочное дело, сказал священник), на столе бутылка коньяка. Енджей трет глаза.

— Откуда такой хороший коньяк? — Петр рассматривает бутылку.

— Не помню, Петрусь. В глазах некоторых людей я вроде адвоката, хотя в конвертах мне ничего не преподносят, к сожалению… — Ксендз смущенно улыбается. — Пейте, дети мои, на здоровье, то есть кто за рулем, пусть лучше не пьет… Но если хотите, попробуйте. Отличный коньяк.

— Так пить или не пить? — шепчет Роза, не разобравшись хорошенько в словах пастыря.

— Пей, — говорит ей на ухо Бася. — Слышала ведь.

— У меня к вам большая просьба. — В комнате так тихо, что Енджей невольно понижает голос.

— Как, опять? — поднимается с кресла Кшиштоф. — Опять…

— На этот раз положение трагическое… Спасти может только пересадка, притом за границей. Все фонды уже подключены, но собранных средств все равно недостаточно…

— Ты прямо спец по трагическим положениям. — Себастьян улыбается. — Ты всегда так говоришь.

— Не упоминай при мне о болезнях. — Роза органически не переносит разговоров о смерти, болезнях и увечьях. Себастьян прекрасно об этом знает и все равно касается запретной темы.

— У нас ремонт, — быстро произносит Бася и вопросительно глядит на Петра.

Напряжение повисает в комнате ксендза Енджея. А ведь все они друзья уже много лет, хоть он и ксендз, а они с церковью не очень чтобы в ладах. То есть, собираясь, например, в Канаду и подавая документы на визу, в графе «вероисповедание» все бы выставили «римско-католическое» (за исключением Бубы, она последнее время выдрючивается и собирается перейти в магометанство), но ведь сейчас речь не о заполнении анкеты. И этот противный Енджей им всем вроде старшего брата, сколько ночей провели вместе у костра, да и за бриджем, какое уж тут обращение в свою веру!