Бабочка на штанге (сборник)

Ян взял несколько аккордов и запел несильным дребезжащим голосом:

В небе лиловом летят дирижабли —
Будто во сне, но совсем наяву.
А по земле ходят толстые жабли,
Пузами гладят сырую траву.

Там, в небесах, тучки будто из ваты,
Жаблям до них никогда не достать.
Только они вовсе не ви-но-ва-ты,
Что им судьба не велела летать.

Что в результате природных процессов
Сфера их жизни — болотистый луг.
Но не забудьте: средь них есть принцесса —
Та, что однажды поймает стрелу…

Ян прихлопнул струны. За столами поаплодитровали. Мы тоже. Ян поклонился, не вставая и не ссаживая Майку.

— Чувствительная песня, — сказал я. — Вечная и несбыточная места о полете…

— Почему несбыточная? Может, принцессе удастся полетать, — заметил Чибис. — На сказочном ковре-самолете…

— Или на драконе, — добавил я. — Который будет охотиться за упитанными жаблями…

— Ты мрачно смотришь на вещи, Клим, — сказал Ян.

— Я пошутил…

— «Жабли» — неправильное слово, — заявила костлявая большеглазая Майка. — Их не бывает.

— Это поэтический образ, — объяснил Ян. — Понятно?

— Ага…

— А кто автор? — спросил Чибис.

— Неужели не догадались? Шарнирчик!

— Вот это да! — изумился я. — А почему он сам не поет?

— Стесняется, — объяснил Ян. — Видите, и сейчас носу не кажет. Скромен, как настоящий юный талант…

— Мне велел молчать про Шарнирчика, а сам… — обиделась Майка.

— Сейчас уже можно… Слушай, ты слезешь наконец с меня, четырехрукий примат?

— Зачем?

— Почему ты не осталась дома помогать маме?

— На маме нельзя ездить.

— Это верно, — согласился Ян. — Ни в прямом, ни в переносном смысле. А меня ты укатаешь окончательно, когда она уедет в командировку… И чем я тебя буду кормить? Мама же не позволяет тебе питаться соевыми продуктами…

— Купим вермишель быстрого рега… ре-а-гирования, — заявила Майка. Видать, она немало общалась с Вермишатами.

Пришел Бумсель, завертел хвостом и напомнил, что его пора кормить.

— Я назвал бы тебя Прорвой, — сообщил Ян, — однако боюсь обидеть ученых коллег из одноименной лаборатории. И потому назову тебя просто Обжорой…

Бумсель пританцовывал и преданно блестел глазками.

— Шарнир, покорми зверя! — крикнул через зал Ян.

Пришел Шарнирчик, насупленный, ни на кого не глядящий.

— Ладно смущаться, будто красна девица, — сказал Ян. — Душевная песня. Вот и ребята подтверждают.

— Ага, — подтвердили в три голоса Майка, Чибис и я.

— Еще и дразнятся, — буркнул Шарнирчик. Подтянул трусы, подхватил Бумселя под мышку и пошел между столов, не оглядываясь. Но видно было, что он доволен.

Бумселя кормили четыре раза в день. Днем и вечером — без особого расписания, а тогда, когда он сам напомнит. Но завтрак ему давали строго в половине девятого. Это было что-то вроде ритуала. Бумсель приходил сверху, шел в комнатку позади стойки, и там Ли-Пун, Шарнирчик или сам Ян выкладывали ему в плошку фирменный собачий корм «Трезор» из натурального мяса. Дело в том, что соевые заменители избалованный пудель сразу распознавал тонким собачьим нюхом и ел их неохотно, особенно по утрам.

Пакеты с «Трезором» Ли-Пун с вечера оставлял за тумбочкой со старинным помятым самоваром, который здесь стоял просто так, на память о прежних временах. Бывало, что к половине девятого в кафе забегали Саньчик и Соня. Тогда именно они кормили ненаглядного Бумселя, целовали его в нос и спешили в свой лагерь. Похоже, что им там нравилось…

Четвертая часть. Живая вода

Кто-то поет в сарае…

Все было хорошо. Теплое лето, ожидание путешествия, постоянные поездки в Колёса… Правда, в Колёсах для меня важнее всего была Ринка, а не театральные дела. Куклы меня, по правде говоря, почти не интересовали. Я даже не очень-то их различал. Мельтешит под ногами всякая тростниково-бумажная мелочь с волосами из пакли… Ну да, в общем-то забавно (а главное — Ринке это нравится; и я делаю вид, что мне тоже). Однако, я все чаще вспоминал другую куклу — флейтиста с выставки в музее купца Лактионова. Конечно, он двигался с помощью ниток, а не силою фантастической гравитации, но зато как двигался! Как бегали по клапанам флейты его тонкие пальцы, как он вскидывал ресницы над совершенно живыми глазами!..

Я не стал говорить о флейтисте Ринке — обидится еще за своих самодельных актеров! А обижать ее мне совершенно не хотелось. Наоборот, хотелось, чтобы ей всегда со мной было хорошо… И я сказал про маленького музыканта Чибису. Помнишь, мол, как он играл, как был совершенно живым? Гораздо живее, чем здешние самоделки, хотя им шевелил на глазах у всех длинный парень в комбинезоне.

Чибис кивнул: помню. Но тут же сказал непонятно:

— Только неизвестно, кто кем там шевелил…