Бабочка в ладони

Согласен. Приведу простой пример. Несколько лет назад Московская Патриархия обратилась на биологический факультет МГУ с просьбой дать научное определение: что именно является началом новой жизни — выход младенца из лона матери, перерезание пуповины, первый вздох, начало формирования нервной системы эмбриона, первое деление яйцеклетки или же просто оплодотворение? Ответ был получен совершенно однозначный: с научной точки зрения, началом новой жизни считается оплодотворение яйцеклетки, поскольку именно в этот момент возникает уникальный, никогда прежде не существовавший набор хромосом. И это — уже новая жизнь. Так что и с точки зрения науки, и с точки зрения религии искусственное прерывание беременности на любой стадии является преднамеренным убийством. Насколько оно жестоко по исполнению, можно увидеть в шокирующем документальном фильме «Безмолвный крик», где авторы с помощью ультразвука сняли весь процесс абортирования. На экране хорошо видно, как ребенка буквально — рвут на куски заживо, как ему больно и страшно, как он пытается увернуться от железок, которыми его вытаскивают из мамы по частям.

Скажите, Роман, кого Бог должен здесь остановить: врачей-убийц? матерей, отдавших своих еще не рожденных детей на растерзание? отцов, давших согласие на это убийство? или — всех сразу? А ведь есть еще целая индустрия производства контрацептивов абортивного действия, которыми ребенок убивается мамой даже без «помощи» врача. Чтобы остановить всю эту мясорубку, Богу нужно было бы парализовать половину населения земного шара. Сотни миллионов человек обыденно, между делом губят собственных детей, а другие сотни миллионов спокойно живут рядом с ними и ничуть не тяготятся происходящим.

Знаете, я иногда склонен думать, что Бог попускает трагедии подобные бесланской уже для того только, чтобы люди со стороны увидели всю мерзость и ужас детоубийства. Этого зла, которое стало в нашем мире нормой.

Бог не останавливает людей на путях зла, потому что почти все наши пути — зло перед Богом. Мы привыкли сами себе ставить оценки за поведение и наивно думаем, что если Бог существует, то останавливать Он всегда должен кого-то другого, но никак не нас самих. Это чувство собственной непричастности ко злу — самая страшная болезнь человеческого духа, именно здесь кроются корни самых ужасных преступлений. И Гитлер, и доктор Менгеле, и бесланские отморозки тоже ведь наверняка были убеждены, что ничего особо плохого в их «подвигах» нет.

Бог не останавливает нас потому, что ждет нашего покаяния, ждет, когда нам самим станет тошно и страшно от того, как мы живем и что делаем друг с другом в этой жизни. Глупо на Него обижаться за то, что Он не превратил мир в огромный концлагерь, где все творили бы добро и воздерживались от зла не по своей свободной воле, а из страха получить парализующий разряд от некоего «божественного шокера».

Я уверен, что Бог ограничивает зло в мире. Иначе мы давно имели бы по Беслану в каждом райцентре. Но меры этого ограничения мне не дано знать, потому что это — дело Божье. И слезинка ребенка не смущает меня по этой же причине. Просто я верю, что Господь растворит эту слезинку в океане Своей любви, верю, что Он подаст всем безвинно страдающим такое утешение, такую радость, по сравнению с которыми любое возможное страдание — просто ничто. Потому что любовь Божия неизмеримо сильнее человеческого зла.

Вера и неверие — два конца огромного поля, о котором писал Чехов. Сам Антон Павлович, по собственному его признанию, свою веру на этом поле растерял. Но можно ли растерять неверие? Можно ли неверием поделиться, или хотя бы — обладать им?

В свое время я был поражен евангельскими словами о Христе, в которых увидел исчерпывающее объяснение моему неверию: свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы (Ин 3:19–20). Я как-то сразу вдруг понял тогда, что все мои атеистические рассуждения и доводы — всего лишь ширма, за которой я пытаюсь спрятаться от света, понял, что я просто боюсь увидеть себя и свои дела в этом свете.

Есть восточная притча: однажды ученик великого мудреца решил испытать своего учителя. Он поймал бабочку и подумал: «Вот мой учитель все знает, сейчас подойду к нему и спрошу: «В моей руке бабочка, как ты думаешь, живая она или мертвая? Если скажет, что живая — я сожму кулак, и она умрет, если скажет, что мертвая — я разожму кулак, и она улетит»».

— Учитель, в моей руке бабочка. Как ты думаешь, живая она или мертвая?

— Все в твоих руках, — ответил учитель.