Бабочка, выкованная из стали

Гончаров открыл дверь, высунулся в коридор и позвал:

— Олег!

Из кухни вышел молодой человек.

— Не в службу, а в дружбу, — обратился к нему Игорь, — принеси несколько листов бумаги и ручку.

Игорь не вернулся в комнату, стал дожидаться молодого человека в коридоре. Из спальни выглянула Варвара Григорьевна. Шагнула к Гончарову и тихо поинтересовалась:

— И что говорит эта стерва? Призналась? Дает показания?

— Да куда она денется! — пообещал подполковник.

Подошел Олег, который слышал последние слова, и испуганно обернулся к матери. А та вздохнула печально и погладила сына по голове.

— Вдвоем мы теперь остались, сыночка.

Игорь вернулся в гостиную, положил листы и ручку на стол.

Вика взяла ручку, задумалась, посмотрела на подполковника и спросила:

— А писать, что Варвара Григорьевна готова была заплатить киллеру тридцать тысяч евро?

— Писать можно все что угодно, но ты же все равно это не докажешь.

— Почему же, — улыбнулась девушка, — я ее записывала. У меня все телефонные разговоры автоматически под запись. А при личных с ней встречах я включала диктофон. Но я не потому согласилась, что рассчитывала на эти деньги. Она мне пообещала, что не будет возражать против моего брака с ее сыном.

Гончаров присел на диван, в ожидании, когда Вика закончит писать. Он осматривал комнату, дорогую мебель, размышляя о том, зачем одни люди убивают других. На войне или защищая себя и своих близких — понятно, а зачем это сделала Вика? Для того чтобы скрыть, что имела интимные отношения с будущим свекром, что за вознаграждение переспала с будущим женихом, записывала все разговоры с будущей свекровью, чтобы потом шантажировать, выставляя организатором особо опасного преступления…

— Я написала, — объявила Вика и протянула Гончарову лист, исписанный кривым почерком.

Игорь начал читать.

— Господи! — удивился он. — Что у тебя по русскому в школе было?! Почти в каждом слове ошибка.

— Ну и что, — не смутилась Вика, — за это ведь не расстреливают.

— А надо бы, — не согласился с ней Гончаров, понимая, что девушка уже успокоилась, решив, что никакого суда теперь не будет.

На листе было написано:

Я Виктория Степановна Сапожникова признаюся в том что в состаянии афекта при защите своей полавой ниприкасновенности случайно убила малотком Анатолия Михайлавича Делюгина в его квартире потому что другова способа повлиять на него не было, Это произошло в момент когда он хотел совершить развратные действия насильственного характера в отношении меня. Так как Анатолий Михзайлович был невменяемый и сильно пьяным. И я не хотела принести физического ущерба или смерти. И если бы не моя самазащита то жертвой мог стать не он а я.

Игорь посмотрел на девушку.

— Теперь важно, чтобы присяжные поверили, — сказал он.

— Да уж как-нибудь, — ответила Вика, — я им такое кино покажу! Изображу им Катюшу Маслову из того отрывка из романа Льва Толстого «Воскресенье», что на экзамене в театральный читала.

— Давай-ка посерьезнее, — посоветовал Гончаров.

— Так я серьезно почитаю. Вот слушайте: «Нехлюдов посмотрел на подсудимых. Они, те самые, чья судьба решилась, все так же неподвижно сидели за своей решеткой перед солдатами. Маслова улыбалась чему-то. И в душе Нехлюдова шевельнулось дурное чувство. Перед этим, предвидя ее оправдание и оставление в городе, он был в нерешительности, как отнестись к ней; и отношение к ней было трудное. Каторга же и Сибирь сразу уничтожали возможность всякого отношения к ней; недобитая птица перестала бы трепаться в ягдташе и напоминать о себе…»

— До сих пор помнишь? — удивился Игорь.

— Конечно. Знаете, какая у меня память? Я все помню и про всех. А про Варвару я потом отдельно напишу.

И мило улыбнулась.

В коридоре его поджидал участковый Шишкин.

— Товарищ подполковник, эксперты не приедут, а наши опера из убойного меня и вовсе послали.

— Им же хуже: отвезем подозреваемую в мой РУВД и там все решим.

— В смысле?

— Я же сказал, что оформляем на тебя раскрытие.

— Так это все-таки убийство?