Бабочка

— Скажи мне, пожалуйста, из какой именно точки Французской Гвианы вы бежали.

— Я с Чертова острова. Остальные из полуполитического лагеря Инини, что возле Коуроу.

— На какой срок тебя посадили?

— Пожизненное заключение. За убийство.

— А китайцев?

— Их тоже за убийство.

— Срок?

— Пожизненное заключение.

— Твоя профессия?

— Электрик.

— А они?

— Повара.

— Вы за де Голля или Петэна?

— Мы ничего об этом не знаем. Мы заключенные и пытаемся вернуться к честной жизни.

— Мы дадим вам камеру, которая будет открыта днем и ночью. Проверим, говорите ли вы правду, и освободим. Если сказали правду, вам нечего опасаться. Мы находимся в состоянии войны и потому должны быть осторожнее, чем в мирное время.

Через восемь дней нас освобождают. Это время не пропало для нас даром — мы использовали его для того, чтобы обзавестись более или менее сносной одеждой. И вот мы выходим на улицу, хорошо одетые и с новенькими удостоверениями личности, на которых красуются наши физиономии.

Город с 250-тысячным населением построен в английском стиле: нижние этажи сделаны из бетона, все остальное — из дерева. Улицы и переулки полны людей всех цветов и оттенков кожи: белые, шоколадные, негры, индейцы; здесь много кули, английских, американских и норвежских моряков. Радость переполняет наши сердца — это, наверно, можно прочесть на наших лицах (даже на лицах китайцев!), так как многие прохожие оборачиваются и дружески улыбаются нам.

— Куда мы идем? — спрашивает Квик-Квик.

— У меня есть адрес, правда не совсем точный. Один полицейский дал мне адрес двух французов с Пенитенс-риверс.

Мы уточнили адрес в информационном бюро и очутились в индийском квартале. Я подхожу к полицейскому в белом мундире и показываю ему адрес. Перед тем, как ответить, он просит предъявить удостоверение личности. Я с гордостью подаю ему наши удостоверения. «Очень хорошо, спасибо», — говорит он, и сажает нас в трамвай, что-то говоря вагоновожатому.

Мы въезжаем в центр города, и через двадцать минут вагоновожатый велит нам выходить. Приехали. Мы спрашиваем прохожих: «Французы?» Молодой человек велит нам идти за ним и подводит нас к невысокому дому. Здесь нас встречают радостными возгласами:

— Как это, ты здесь, Пэпи?

— Не может быть! — говорит самый пожилой, с совершенно седыми волосами. — Входите. Добро пожаловать.

Это бывший заключенный — Гито Аугусто, прибывший на каторгу с моей партией в 1933 году на борту «Мартиньера». После неудачного побега он бежал вторично. Двое других — это Луи-малыш из Арля и Жюло из Тулузы.

Они зарабатывают тем, что изготовляют обувь из балаты — резины, которую собирают в зарослях и которую делают твердой с помощью горячей воды. Единственный недостаток этой необожженной резины заключается в том, что на солнце она… тает. Проблема решается просто: между тонкими слоями балаты делают прокладки из ткани.

В доме четыре комнаты: две спальни, кухня со столовой и рабочая комната. Гито отводит нам троим одну комнату, а из старых армейских одеял приготовил три временные постели. Остается одна проблема: свинья. Квик-Квик клянется, что поросенок не будет пачкать дом и что свои естественные надобности будет отправлять во дворе.

— Хорошо, посмотрим, — говорит Гито, — оставь его пока у себя.

Я подолгу рассказываю Гито обо всех своих злоключениях за эти девять лет. Гито и двое его друзей слушают меня очень внимательно и, кажется, переживают вместе со мной. Двое из них хорошо знали Сильвана и искренне плачут, узнав о его страшной смерти. Оказывается, в Джорджтауне поселилось около тридцати беглецов-каторжников. Ночью они встречаются в одном из баров и пьют ром или пиво.

Однажды Квик-Квик возвращается из города, ведя с собой осла, впряженного в телегу. С гордостью он останавливает осла и разговаривает с ним по-китайски. Кажется, осел понимает этот язык. На телеге — три железные кровати, три матраца, подушки и три чемодана. Чемодан, который он подает мне, доверху набит рубашками, трусами, майками, ботинками и галстуками.

— Где ты все это нашел, Квик-Квик?

— Эти вещи дали мне мои земляки. Завтра пойдем навестить их, согласен?

— Хорошо.

Мы ждали, что Квик-Квик отведет обратно осла и телегу. Нет. Он распрягает осла и привязывает его к колу во дворе.

— Осла и телегу мне тоже подарили. Они помогут мне хорошо заработать.

Китайцы здесь устроились неплохо, я смотрю.

— Мыть посуду и убирать дом будем по очереди, — говорит Гито.

Помощь, которую мы получаем со всех сторон в первые дни свободы, приободряет нас. Для меня, Квика и Ху не было и нет более полного счастья, чем иметь крышу над головой, свои постели и щедрых друзей, которые помогают нам, несмотря на свою бедность. Чего еще может желать человек?

— Что ты собираешься делать ночью, Бабочка? — спрашивает Гито. — Хочешь, спустимся в центр и зайдем в бар, где собираются все беглецы?

— Этой ночью я предпочел бы остаться здесь. Ты иди, если хочешь, не отказывай себе ни в чем ради нас.

— Да, я пойду, мне надо кое с кем встретиться.

— Я останусь с Квик-Квиком и Ван-Ху.