Бабочкам положено умирать

Женщина ничего ему не ответила, и только устремила на него взгляд полный тревоги и замешательства. Марк нежно поцеловал Александру в висок, встал, и хотел, уже было удалиться, как вдруг его внимание снова привлек мотылек, по-прежнему барахтающийся в паутине. Он вновь подошел к окну, и наблюдал, как большой и толстый паук крадется к насекомому по своим липким снастям, зрелище это заворожило Марка. И он вновь обратился к Александре:

— Ты погляди, природа так прекрасна. Они как актеры в театре, разыгрывают для нас с тобой сценку, дорогая! — Марк резко повернулся в сторону Александры, но как только он сделал рывок, то тут же налетел прямо на нее. Оказывается, за то время, пока он наблюдал представление на паутине, женщина бесшумно подкралась к нему со спины.

Она положила свои ладони на его плечи с обеих сторон, затем нежно обхватила лицо Марка руками и жалобно, чуть слышно заговорила:

— Марк, мама болеет. Сильно болеет. Я так за нее переживаю, я не знаю что мне теперь делать, — он продолжила держать его лицо руками.

Марк с несколько секунд стоял в оцепенении, затем заговорил:

— Мне очень жаль твою маму, Саша, — к сожалению, в ее случае медицина уже совершенно бессильна. Можно только надеяться, что она уйдет быстро и не причинит лишних страданий окружающим и тебе в частности. Возможно, я могу договориться на счет хосписа. Если хочешь, дорогой друг. — они продолжали неподвижно стоять у раскрытого окна.

Александра отрицательно и медленно мотала головой. Ее зеленые глаза наполнились слезами, затем несколько крупных капель полились по ее белоснежной коже. Марк заговорил вновь:

— Но это не значит, что ты можешь ничего не делать со своим тремором. На днях обязательно пойдешь к врачу, — он нежно обхватил ее руки своими и осторожно убрал их с лица, затем они уставились друг другу в глаза и стояли так еще какое-то время.

Александра собралась с силами, и еще тише прежнего спросила:

— Марк, а ты жену видел сегодня? — Марк по-прежнему держал ее руки своими.

— Видел конечно, когда она утром со своей старухой отъезжали от дома, — теперь он смотрел на Александру с недоумением, — а что?

— Ничего дорогой Марк, ничего. Просто спросила, я видно просто разминулась с ней сегодня, — она нежно опустила голову на грудь Марка, он в ответ так же нежно ее обнял.

— Руки Саша, не забудь про свои руки, тебе-то еще жить да жить. Да и меня ты на кого, если что оставишь, на жену? Нет уж, тогда давайте сразу пулю в лоб, — Марк мягко улыбнулся.

— Обязательно дорогой, в самое ближайшее время займусь, обязательно… — слезы по ее щекам полились еще сильнее.

…

Между тем, до территории знаменитого Ваганьковского кладбища, наконец добрался мрачный кортеж, состоящий из двух больших черных машин. Оттуда спокойно и организованно показались сначала водители, они помогли выбраться женщинам, затем один мужчина, придержав самую пожилую из компании даму под руку. После собравшиеся, разделившись по парам и расправив над головами широкие серые зонты, также понуро и собранно зашагали в сторону многочисленных безжизненных аллей.

На кладбище, помимо семейства Несмеяновых, не было ни единой живой души. Дождь и свинцовые тучи, омрачившие накануне пейзаж их дома, добрались и до здешних, итак не особо приветливых видов. Все это придавало кладбищу еще более тяжелый и безнадежный облик. Места без времени, вместилища горя и слез.

Впереди всех шла старуха Агата. Она, с безумным видом, жестикулируя, нашептывала своей спутнице, Софии Алексеевне, все замеченные ею сегодня по пути божие и не божие знаки и знамения. Каждый раз, когда Агата размыкала свои не возрасту морщинистые, ссохшиеся губы, все лицо ее деформировалось в демонических кривляньях, и истощало нечто по истине зловещее. Общее впечатление безумия добавляла зарубцевавшаяся смуглая и сухая кожа и беззубый рот. На левой руке у нее не хватало указательного пальца, а на правой безымянного. На остальных же, таких же сухих и кривых, как и вся Агата пальцах, красовались серебряные или деревянные кольца, с изображением ликов святых, либо же различных библейских тем.