После того, как мы увидели, как нервничает мой отец, когда я была рядом, мы с Джо решили, что лучше пока держать дистанцию. Хотя он и потерял способность говорить, его разочарование по поводу того, что он не может вспомнить, кто я такая, очевидно. Несколько месяцев назад Джо также призналась, что у нее есть теория: он считает меня моей матерью. Я видела ее фотографии в молодости, и наше сходство неоспоримо. Если Джо права, его волнение в моем присутствии имеет гораздо больше смысла. Зачем ему нужна женщина, которая бросила его и их ребенка?
Понимание того, почему я не могу быть рядом с отцом, не облегчает задачу. Я скучаю по нему каждый день.
От этой удручающей мысли у меня горят глаза и нос, когда внедорожник останавливается за знакомым мне зданием. Весь кампус расположен вокруг кирпичной конструкции, и я училась здесь всего два дня назад.
На прошлой неделе, когда Рафферти сказал мне быть доступной сегодня вечером, на ум пришел миллион различных теорий. Мне ни разу не пришло в голову, что он захочет встретиться
Водитель, мужчина с седеющими усами и лысой головой, поворачивается на сиденье.
— Пройдите через эту металлическую дверь. Дальнейшие инструкции вы получите внутри.
Подключенная ко мне система сигнализации отключается, говоря, что мне следует оставаться на месте, и когда я это делаю, мужчина средних лет рычит на меня.
— У меня нет всей чертовой ночи, девочка. А теперь выходи.
Что ж, возможно, еще слишком рано называть это местом преступления, поскольку я все еще дышу.
Проверяя, нет ли признаков жизни, скрывающихся в окружающих кустах или тенях, я прохожу несколько ярдов до двери, на которую он указал. Красноватая краска облупилась, а дверная ручка заржавела. То, что скрывается за этим, мне совершенно непонятно. Когда я обдумываю возможности, на ум приходит каждый фильм ужасов, который я когда-либо видела.
Повернув голову, я наклоняюсь ближе, надеясь, что смогу понять, куда иду, но единственный звук, который я слышу, — это стук моего сердца и ветер, дующий между зданиями. Собираясь сдаться, я начинаю отрывать лицо от металлической поверхности, когда дверь распахивается.
Я отпрыгиваю назад как раз вовремя, чтобы избежать сломанного носа.
—
— Боюсь, нет, — голос Рафферти наполняет ночной воздух. — Хотя у меня есть талант поставить тебя на колени, так что, возможно, у меня есть что-то общее со Всевышним, — на секунду я опешила от этой шутки. Именно это он бы сказал еще в старшей школе. Единственная разница сейчас в том, что в его тоне отсутствует юмор.
Ностальгия — мимолетное ощущение, потому что он, не теряя времени, возвращается к своим регулярным программам.
— Ты опоздала, — рявкает он.
— Тебе повезло, что я вообще здесь, — я подавляю возникающий по сигналу зевок рукой. Гоняться за маленькими детьми в трико в течение нескольких часов практически без перерывов утомительно. Я чуть не заплакала, когда сегодня вечером вернулась домой с работы и увидела свою удобную кровать. Тот факт, что мне пришлось прийти и сделать что бы это ни было для Рафферти, вместо того, чтобы зарыться в простыни, сломал мою утомленную маленькую душу. — Я так устала.
Я не могу сократить часы работы в студии, потому что мне нужна каждая копейка, которую я зарабатываю. Мой график и без того был плотным, когда в нем были только работа и учеба, но теперь, когда мне приходится добавлять внеклассные занятия Раффа, я сжигаю его с обоих концов.
— Я не понимаю, в чем моя проблема, — он не удосуживается дождаться, пока я войду внутрь по собственному желанию. Взяв пригоршню мою простую черную футболку с длинными рукавами, он тащит меня за собой внутрь. Его ноги на несколько дюймов длиннее моих, и мне приходится делать вдвое больше шагов, чтобы не отставать от него. — Нам нужно тебя переодеть.
—
— Потому что мы не в библиотеке, мы в подвале библиотеки.