Бабочки и порочная ложь (ЛП)

— Могу сказать почти со стопроцентной уверенностью, что никто никогда не примет тебя за официанта. Ты не излучаешь вибрации типа «как я могу вам служить?».

Рука скользит между высоким швом ее платья, кончики моих пальцев скользят к внутренней стороне ее обнаженного бедра.

— Я почти уверен, что вчера вечером я излучал те же вибрации, когда уткнулся лицом в твою киску, — мои глаза останавливаются на ней, когда я чувствую ее обнаженную плоть. — Без трусиков?

Верхушки ее скул краснеют.

— В этом платье? Это не вариант. Шелк не совсем скрывает линии трусиков.

— Позволь мне сказать это прямо. Ты там совсем голая? Без бюстгальтера и нижнего белья? — я был так близок к тому, чтобы сказать ей «к черту» и сказать ей, что мы остаемся дома, когда она злобно улыбается и с ложным сочувствием похлопывает меня по груди.

— Спорим, ты сейчас жалеешь о своем выборе наряда, — повернувшись, она выхватывает клатч из моей незаправленной кровати и направляется к двери. Глядя на меня через плечо, она выгибает бровь. — Ну давай же. Мы не хотим опаздывать, не так ли?

Глава 33

Рафферти

Художественный музей Сиэтла увешан безвкусными красными, белыми и синими воздушными шарами и баннерами. Если на стене нет бесценной художественной инсталляции, занимающей ее место, то на ней жирным шрифтом написан лозунг предвыборной кампании сенатора Холлоуэя.

Гости, как влиятельные по статусу, так и те, кого просто пригласили для голосования, общаются, с удовольствием потягивая шампанское комнатной температуры. Они улыбаются и смеются, наслаждаясь посредственными поверхностными разговорами. Их просто порадовало то, что их включили, в то время как я чувствую себя некомфортно в своей собственной шкуре, находясь здесь.

— Если ко мне подойдет еще один человек, чтобы обсудить «чудесное наследие», которое оставил после себя мой дед, или то, как он и моя мать будут мной гордиться, я окажусь в тюрьме, — я рычу на Роума, прежде чем сделать большой глоток своего старомодного напитка.

Есть много причин, по которым Холлоуэй является человечным куском дерьма, но я должен похвалить его за открытый бар. Это единственная причина, по которой я хоть как-то переживаю эту утомительную ночь. Это и женщина в другом конце комнаты, которая продолжает смотреть на меня поверх своего бокала с шампанским. Пози была рядом со мной в течение первого часа, но Ларк увела ее полчаса назад и до сих пор не вернула мне.

Ларк, как дочь настоящего политика, водит ее по комнате, знакомя с людьми, с любезной и приятной улыбкой на лице. Роум, Пози и я, наверное, единственные во всем этом здании, кто знает, насколько она несчастна. Если бы ее родители знали, им было бы наплевать. Счастье их детей всегда было второстепенным по отношению к карьере отца.

Куда бы Ларк ни повела Пози, я не спускаю с нее глаз. Как будто я телохранитель или что-то в этом роде, я осматриваю людей вокруг нее, чтобы убедиться, что они не смотрят слишком долго на то, что принадлежит мне. Меня не волнует, что это модный политический сбор средств. Я не стану дважды думать, прежде чем пролить кровь, если они подойдут слишком близко.

Роум поворачивается ко мне с дерьмовой ухмылкой.

— Ну, посмотрим на светлую сторону. Если это произойдет, у тебя может появиться шанс сблизиться со своим отцом.

Я смотрю на него прищуренными глазами.

— Что? Слишком рано?

— Какого черта я снова с тобой дружу? — спрашиваю я.

Он щелкает пальцами и указывает на меня.

— Знаешь что? Я все время задаю себе один и тот же вопрос о тебе.

Покачивая головой, я отвожу от него взгляд и ищу в толпе знакомые лица.

Это последнее место, где вы ожидаете встретить сына босса итальянской мафии, но Роум был вынужден посещать эти мероприятия столько же, сколько и я. Может быть, дольше. Валентино и Холлоуэй связывают давнее партнерство. Сенатор дергает за ниточки и предлагает законопроекты, которые принесут пользу бизнесу итальянца и в то же время помогут Валентино продолжать выглядеть в глазах закона семьей магнатов недвижимости. Взамен Валентино берут на себя грязную работу, которая часто скрыта в политике, и жертвуют большие суммы денег на прошлые и будущие кампании сенатора. Руки семьи Роума окровавлены, а Холлоуэи остаются чистыми.

Со стороны вы бы никогда не подумали, что миры Роума и Ларк когда-либо пересекутся, но они запутаны сильнее, чем кто-либо может себе представить.

— Что Бэйнс делает, разговаривая с Пози? — спрашивает Роум, подталкивая меня плечом.

Повернув голову в ту сторону, где я видел ее в последний раз, я обнаруживаю, что ректор университета и его новая невеста болтают с моей девушкой. Раздражение вспыхивает в моих венах, я допиваю остаток виски и направляюсь к ним.