Бабочки Креза

— Убит? — изумился Кирилл. — Мне кажется, вы что-то путаете. Я видел довольно много протоколов с показаниями Конюхова. Он очень старательно уводил разговор от бриллиантов… Его счастье, что следователи были убеждены: речь идет о спекуляции мелкими партиями. О шкатулке-то Креза они и знать не знали! Пожалуй, если бы заподозрили, что жена Конюхова исчезла из Москвы с бриллиантами на баснословную сумму, ее искали бы куда резвее и не дали бы скрыться за новой фамилией.

— Вы в чем обвиняете мою семью? — протянула Наталья Михайловна. — В том, что шкатулка Креза была увезена моей бабушкой из Москвы в Нижний?

— Как будто вы этого не знаете, — усмехнулся Кирилл. — Разумеется!

— Ну что ж, — холодно проговорила Наталья Михайловна, — значит, вам еще повезло. Я имею в виду, в архивах повезло. А вот тот, кто придет туда по вашим следам, уже не найдет никаких документов, рассказывающих о Ларисе Полетаевой, о следствии над Гаврилой Конюховым, вообще даже намеков на всю ту старую историю, происшедшую в Нижнем…

— Не найдет, — покладисто согласился Кирилл. — Конечно, не найдет. Да и как ему что-то найти, если вслед за нами по всем архивам прошли вы с вашим супругом — и выкрали оттуда все документы, которые могли хотя бы косвенно навести на сведения о коллекции Креза?

"Господи боже!" — чуть не воскликнула вслух Алёна Дмитриева.

А Наталья Михайловна — нет, та не произнесла ни слова…

— Интересно, в ней что-то еще осталось, в той шкатулке? — усмехнулся Шведов. — Я человек состоятельный, ни на что не претендую, да и отец мне велел распроститься с мыслью о ее поиске и вообще о какой-то мести, но сейчас у меня чисто спортивный интерес: сохранились ли еще хоть какие-то из бабочек Креза, присвоенных Берлянтом-Офдоресом-Орловым-Лазаревым?

— Повторяю: то, что вы рассказываете, — апокриф! — воинственно проговорила Наталья Михайловна. — Даже если допустить, что слухи, которые вы приводите, правдивы, то ведь ваш отец сам написал мне, что старый вор Крез завещал свою коллекцию Офдоресу, или, если вам угодно, Берлянту, который затем всплыл под именем Конюхова. А завещание — это завещание, не просто писулька какая-то! Офдорес был законным наследником, а ваш дед…

— Ну-ну, — усмехнулся Кирилл, — я отлично знаю, что вам писал мой отец. Он сообщил, что Офдорес вынудил — подчеркиваю: вынудил! — Креза сделать именно такое завещание. Старый вор зависел от его лечения, от сеансов массажа. У Офдореса-Берлянта-Орлова-Лазарева были необычайные, поистине волшебные руки. И он пугал Креза, что уйдет. Бросит его на произвол судьбы с его мучительными болями, с его невыносимой подагрой. Не самый честный способ раздобыть деньги, верно? Крез был напуган… Он боролся за свою жизнь, за свое здоровье, поэтому и написал все так, как хотел Витя Офдорес. Однако со временем, чувствуя, что смерть близка, Крез призадумался. Гонорар врачу — это одно, а вот так, за здорово живешь, отдать баснословное богатство… Крез был человеком образованным и очень непростым. Но родом он был из крестьян и когда-то пришел в город из волжской глухой деревни, потому что остался сиротой: его родители умерли, там ведь не было врача. И он написал новое завещание: его баснословная коллекция должна быть передана партии эсеров, которая отстаивала интересы крестьян, для того чтобы они, придя к власти, первым делом начали строительство сельских больниц. Второе завещание Крез отдал своему старому знакомцу, поверенному в частных делах Льву Борисовичу Шнеерзону, и наказал спрятать куда подальше до поры до времени.

Крез через какое-то время умер, и Витя Офдорес присвоил его шкатулку. Однако он знал, что другое завещание существует. Но не знал, кто из юристов его хранит, думал почему-то, что оно находится в Москве. А всех московских стряпчих не перетрясешь… И Витя Офдорес просто-напросто сделал вид, что никакого второго завещания нет и не было. Шнеерзон сначала просто побоялся заявить о новом завещании. А Гектор в это время искал коллекцию Креза. Но ее нашел Осип Хмельницкий, представитель большевиков. Однако Гектору удалось выкрасть ее и спрятать в доме отца. Хмельницкий сжег дом, Офдорес снова завладел бабочками. Отец Гектора умер. Шнеерзон, старый друг Кирилла Шведова, осуждал молодого человека за его политические увлечения, хотя и знал, что он делает именно то, чего хотел Крез. Бриллианты должны были стать собственностью эсеров. Конечно, завещание какого-то старого вора ничего не значило в пору новой российской смуты, но Шнеерзон жил по прежним представлениям. А жизнь в то время была тяжелая, и старик, видимо, решил на всякий случай подзаработать. Он пошел по опасному пути — написал Лазареву, в котором узнал Офдореса, что хранит подлинное завещание Креза, и если тот не хочет, чтобы о нем стало известно всем, то должен заплатить.