Бабочки Креза. Камень богини любви

«Если выбегу, позову на помощь», — подумала она, ускоряя шаги, как могла, но тут нога ее, совершенно как утром, соскользнула с сугроба, и Алёна въехала сапогом в стекло маленького окошка, почти заваленного снегом.

Задребезжала облупленная рама. Отдернулась белая кружевная занавеска, и снизу, через стекло, на Алёну глянуло изумленное женское лицо… она его уже где-то видела…

Собака громко залаяла — Алёна быстро обернулась и увидела, что человека на дорожке больше нет, слышно только удаляющееся паническое повизгивание, а собака несется куда-то через заборы, проваливается в сугробы, но стремится вперед, изредка злобно взлаивая, — наверное, пытается его преследовать.

Алёна перевела дыхание.

В это время стекло задребезжало сильнее, Алёна опустила глаза и увидела, что почти у самых ее ног открывается форточка, а потом женская фигура там, внизу, тянется на цыпочках, приникает к форточке и высовывается с недоверчивым восклицанием:

— Алёна Дмитриева? Да вы ли это?!

Алёна присела на корточки и с изумлением уставилась на столь же изумленное лицо… Секлиты Георгиевны, продавщицы из «Клеопатры»!

— Секлита Георгиевна? — пробормотала она тупо, приходя в ужас от навалившейся догадки. — Что вы здесь… что вы здесь… — От нового прилива страха ею снова начал овладевать столбняк.

— Что я здесь делаю? — засмеялась Секлита Георгиевна, этим милым смехом мигом отгоняя все нелепые, пугающие Алёнины подозрения. — Живу! Всю жизнь здесь живу, сколько себя помню. Вам странно, да? Вы думаете, все уже в новые дома перебрались? А вот нет! Я здесь, видимо, так жизнь и окончу. И родители мои здесь жили, и дед с бабушкой, и прадеды тоже. Конечно, сейчас наш дом превратился в развалину, но раньше он был совершенно другим. Так что я здесь живу, а вот вы что здесь делаете?

Алёна растерялась. В самом деле, что?

Она не знала, как ответить, и, конечно, только в том шоке, который она испытала, можно было ляпнуть то, что ляпнула она.

— Секлита Георгиевна, я вам книжку принесла! — вскричала Алёна, выхватывая из сумки приготовленный в подарок покетбук. — Извините, что в мягкой обложке, твердые у меня что-то… как-то… все уже куда-то…

— Вы мне книжку принесли? — ошарашенно пробормотала Секлита Георгиевна. — Но как же вы узнали, где я живу?!

На этот вопрос у Алёны не было ответа. Она лихорадочно попыталась что-то придумать, но что вообще тут можно было придумать?! И тут вдруг за спиной раздались торопливые шаги.

Она в панике обернулась, готовая опять увидеть то же порождение кошмара, но это был другой человек — не такой высоченный, более стройный, помоложе, не в овчине, а в куртке… Чуткого носа Алёны коснулся легчайший запах скипидара…

— Данила! — воскликнула она радостно. — Данила, постойте! Я вас жду, мне надо…

Парень запнулся, недоверчиво уставившись на нее, потом вдруг повернулся — и бросился бежать, причем с такой скоростью, как будто Алёна была не Алёна, а тот кошмарный ряженый, который маячил здесь только что. Алёна даже оглянулась на всякий случай — не материализовался ли он рядом вновь? — но кошмарного чудовища не было, слава богу, собака его отогнала так же надежно, как вторые петухи отогнали Вия со всем прочим сонмищем нечисти.

Данила убегал. Алёне не оставалось ничего другого, как броситься за ним.

— Погодите, Алёна Дмитриева! — испуганно кричала из своего «подземелья» Секлита Георгиевна. — Куда же вы?! А книжки?!

А книжки… в самом деле!

Алёна одним прыжком вернулась к окну, сунула книги в форточку и снова бросилась за Данилой, но того уже и след простыл. По тропе Алёна проскочила на какую-то улицу, споткнулась от страха, что заблудилась, это была не Арзамасская, но тотчас поняла, что находится на Ильинке.

— Данила! — крикнула она еще раз в никуда, но улица была пуста, только откатывался от остановки трамвай.

Да, теперь Данилу не догнать…

— Да что ж это такое? — возмущенно прошептала Алёна. — Хочешь спасти человеку жизнь, рискуешь собой, а он от тебя сломя голову…

Ну, теперь ей ничего не оставалось, как сесть в очередной трамвай, который очень кстати подошел к остановке, и ехать домой.

Что она и сделала. Ее трясло от неизжитого страха, от которого, Алёна это чувствовала, она избавится не скоро. Какой ужасный этот… в шкуре… а лицо!.. «А лицо на нем было железное», — вдруг вспомнила она из гоголевского «Вия», и стало чуточку полегче от грамматической нелепости этой классической фразы. Вот только воспоминание о том, как она сунула книжки в форточку, чуть ли не в лицо добрейшей Секлите Георгиевне, грызло душу.

«Да, — уныло подумала Алёна. — В «Клеопатру» мне теперь, конечно, ни ногой после такой-то позорухи…»

Трамвай тащился еле-еле. Алёной снова начал овладевать страх. Остановка в полукилометре от ее дома. Как она пройдет это расстояние? Дергаясь, озираясь и чуть ли не падая в обморок при каждом звуке за спиной?

«А лицо на нем было железное…»

Кончилось все тем, что Алёна снова позвонила в почти родное «Новое такси» и вызвала машину на Черный пруд, к которому вот-вот должен был подъехать трамвай.