Бабочки Креза. Камень богини любви

Кто там у нас в списке по очереди? Крез… Кстати! А ведь именно Крез изображен на вывеске парикмахерской. Сева назвал его мудрено — орнитоптера крезус Валлас. Крезус — это явно Крез.

Крезу соответствуют буквы крРчШИГржБ…Итак, начали: чШ — черный шерл, жБ — желтый берилл, И — изумруд, Гр — гранат (судя по цвету некоторых вишнево-винных пятен на крыльях бабочки), крР — красный рубин, потому что, если верить Пылаеву, рубин бывает и красный, и оранжевый, и желто-красный, и густо-розовый, и малиновый, и еще других оттенков. Баснословная бабочка должна была получиться под именем Крез. Поистине — Крез!

Но когда Алёна взялась за скромную и такую вроде бы невзрачную Мнемозину, она поняла, что именно эта бабочка, пожалуй, должна быть рекордсменкой по стоимости в воображаемой ювелирно-лепидоптерологической коллекции. Там сплошь должны быть алмазы, чуть оттененные обсидианом и аквамарином. Вот и получилась магическая формула: АлОбАк.

Вполне соперничать с Мнемозиной мог бы Менелай. Воистину сапфировая бабочка получилась бы, ведь в формуле САлчШС — это сапфир, Ал — алмаз, чШ — черный шерл.

На неприятную Гарпию Алёне было бы очень жаль тратить алмазы, но что поделаешь: АлИчШ — алмазы, изумруды, черные шерлы должны были создать ее зловеще-изысканную, почти смертоносную красоту.

С Аглаей Алёна надолго встала в тупик. ПлтрАлжБчШорРкрР… Пришлось снова пойти на кухню и выпить кофе, а для подкрепления мозговой деятельности съесть шоколадный батончик. Батончик помог, но не слишком. Ал — алмаз, жБ — желтый берилл, чШ — черный шерл, орР — оранжевый рубин, крР — красный рубин. А что такое Плтр?! Алёна маялась с этим словом так и этак, пока не прочла описание бабочки Аглаи. Она была не просто Аглая сама по себе, а принадлежала к семейству перламутровок. Загадочный Плтр — это перламутр, вот что!

Дальше пошло просто само собой.

Гектор — алмазы, черный шерл, гранат, красный рубин. Ипполита — черный шерл, желтый берилл, оранжевый рубин, гранат, темный изумруд, алмазы. Сфинкс — аметист, черный шерл, алмазы, голубой сапфир, розовый турмалин. Атропос — черный шерл, алмазы, желтый берилл, оранжевый рубин, топаз.

О-го-го, какая коллекция получилась… Ну просто алмазный фонд!

Да… Осталось только понять, что все это значит и какое отношение имеет к Наталье Михайловне Кавериной!

Бабочки, бабочки на стене… Ну как, каким образом они связаны с жизнью Натальи Михайловны и ее семьи? Кто и зачем рисовал их?

Самое логичное предположить, что Владимир Шведов. Но данное предположение и самое же нелогичное. Потому что если он мог бы нарисовать только бабочек Зефир бриллиантовый и морфиду Менелай, но уж никак не Аполлона с Мнемозиной. Ведь Шведов вчера уехал буквально на глазах у Алёны.

Да и вообще… Представить себе немолодого — за шестьдесят! — джентльмена, который украдкой рисует на стене цветными мелками… На такое не хватало даже буйного, безудержного воображения Алёны.

Нет, их рисует кто-то другой. Может быть, сама Надежда Михайловна?

«Не верю!» — сказал бы в этой ситуации Станиславский. И Алёна Дмитриева уверенно повторила бы за ним: «Не верю!»

Она и впрямь не поверила своим глазам, взглянув на часы — стрелки приблизились к полуночи… Мигом захотелось спать до того, что в глазах померкло. Алёна кое-как дотащилась до душа, а потом до постели. И снова всю ночь летали над ней бабочки, осыпая ее алмазами и бериллами (а также сапфирами, рубинами и изумрудами), которые так и падали из их крылышек при каждом движении. А утром, ровно в восемь, ее поднял с постели телефонный звонок.

1918 год

Уже совсем стемнело, когда Аглая вошла в город. Она думала, что не сможет пробраться по высокому косогору: непременно соскользнет с тропы и свалится с обрыва, — однако, как ни странно, идти было легко даже в почти полной темноте. Сухая глинистая тропа чуть светлела под ногами, справа поднимался склон, слева от обрыва тропку почти постоянно огораживали кусты, и нужно было только держаться подальше от их темной массы. Сначала Аглая шла, как канатоходец, ставя ноги перед собой, путаясь в них и то и дело теряя равновесие, но потом привыкла и перестала бояться. Вернее, перестала трястись от страха всем телом, а в душе-то колотилась по-прежнему. Но не от того, что ждало впереди: от того, что оставалось сзади…