Бабочки по дебету

– Эй, баргузин, пошевеливай вал, Молодцу плыть недалеее-чка! – грянули остальные, ободренные Мишиным пением.

Он, оказалось, знал всю песню целиком, благодаря чему они и исполнили ее, не слишком стройно, зато громко, и с удовольствием. Марго пела, смеялась, и снова пела, и вдруг осознала, как ей хорошо среди этой горлопанящей компании. Давно она не была так беспричинно счастлива!

Не испортил настроение даже убитый и кое-как обмотанный упаковочной пленкой чемодан, из сломанной пасти которого торчали ее лифчики и блузочки – главное, нашелся. И распаковывать не надо. Колесики у него, правда, отвалились, но не беда. Новая гостиница всего в двух кварталах, и погода теплая. Ребята дотащат и так.

* * *

Поздним вечером, с комфортом разместившись на новом месте и отдохнув, Марго почувствовала голод. Она надела легкое платье – как приятно, когда у тебя есть одежда – и спустилась в кафе при гостинице. Вечер выдался теплый и безветренный, и Марго решила поужинать на летней веранде. За самым уютным столиком, возле клумбы и с видом на парк, сидел Петр. Марго остановилась в нерешительности, раздумывая, удобно ли сделать вид, что она его не заметила, но Петр приветственно помахал ей рукой. Теперь выбора не осталось, и она присоединилась к нему.

– Я пришел за минуту до тебя, – сказал он.

– А где Илья? – спросила Марго, ощутив себя немножко неловко.

– Занимаются с Эдиком философией бухучета. Так увлеклись, что не пошли ужинать. Сидят за компом, грызут гранит науки, запивают пивом.

Она кинула на Петра быстрый взгляд, и уткнулась в меню.

– Что-то не так? – спросил Петр.

Марго не знала, что сказать, и просто помотала головой. Пусть сами разбираются, она в это лезть не станет.

– А Лиза, наверное, ушла гулять с Мишей? – спросил Петр.

– Да, ушла. Мы с тобой одни остались, – ответила Марго, почувствовала себя глупо и покраснела. Возникла пауза. Марго почему-то никак не могла придумать, о чем с ним поговорить.

– Хочу попросить прощения, – нарушил молчание Петр. – Сегодня Илюха дал понять, насколько я был неправ насчет твоей профессии. Да, впрочем, я всю неделю в этом убеждался.

– Я думаю, любая работа становится искусством, если ее любишь, и делаешь профессионально, – сказала Марго.

– Как насчет ассенизатора? – шутливо спросил Петр.

Марго рассмеялась, хотела что-то возразить, но Петр перебил:

– Все же прости. Я в самого начала вел себя по-хамски.

– Принимается. И ты меня прости. Я тоже… наговорила на тебя, и потом… зачем-то обзывалась, в общем, как дура… – пролепетала Марго снова краснея. Что творится сегодня с ее лицом?

– Значит, начнем с начала. Петр Сергеевич Печин к вашим услугам. Художник, преподаватель, иногда подрабатываю в аудите.

– Маргарита Александровна Кашкина, в аудите постоянно, – в тон ему ответила Марго и улыбнулась. – Что ты преподаешь?

– О, преподавание – мой хлеб. Не считая картин, но их без нужды стараюсь не продавать.

– Почему?

– Когда стану великим, они будут стоить миллионы, – дурачился Петр. – А преподавание… знаешь, в последнее время появилось множество центров обучения рисованию для взрослых?

– Да, видела рекламу. «Рисуем за один день» и все такое…

– Вот на таких курсах я и подрабатываю вечерами.

– И что, правда можно научиться рисовать за один сеанс? – спросила заинтересованная Марго.

– Конечно можно. Но получится криво. Это как научиться аудиту за один перелет от Москвы до Иркутска. Научиться можно, но, сама понимаешь…

Марго жевала куриное филе с картошкой и смеялась его шуткам, а он, вдохновленный вниманием, продолжал:

– Понимаешь, стремление писать картины приобрело необычайный размах, причем в основном среди женщин. Они же скупают семьдесят процентов холстов, кистей и красок! Производители это просекли, и теперь нормальной краски не купишь. Сплошь малюсенькие тюбики, чтобы влезли в дамскую сумочку, и с романтичными названиями, типа «петербуржская лиловая». Ну чем, скажи на милость, петербуржская лиловая отличается от московской? Отсутствием солнца? И почему лиловая, а не фиолетовая? И зачем она вообще, если ее можно просто смешать из красного и синего? Есть еще «королевская голубая», «берлинская лазурь», «араратская зеленая», «кораллово-розовая». Кораллово-розовая особенно мило. Или вот, фуксия. Как звучит, а? Но я не в претензии, наоборот, на этом поприще подвизаюсь.

– Ты, наверное, собираешь огромные аудитории?

– Конечно. Дамы меня любят. Мало того, что я брутальный, я еще и терпеливый. И у меня особый подход. На занятии все пишут одну и ту же картину, как правило, цветы в вазе или пейзаж. Так вот, если мадам добивается сюжетного сходства, я говорю: «у вас красиво», а если нет – «здесь чувствуется настроение».

– А чем ты занимаешься в остальное время? – спросила Марго, отсмеявшись. – Я имею ввиду, куда ты деваешь свои картины, если не продаешь?

Петр перестал дурачиться и рассказал, как после армии поступил и окончил Суриковку, а теперь хочет продолжать обучение в Италии. Для оплаты учебы и пишет картины.

– Я видела твою работу у Эстер Петровны. Мне очень понравилось, – сказала Марго.

За разговорами они доели, и Петр посмотрел на часы.