– В основном нашим воспитанием занимался дедушка. Он такой выдумщик был! Каждому придумал какие-то сверхспособности, как сейчас бы сказали. Я, например, была «глазастик». Это означало, что я могу найти все, что угодно. Если что-то терялось – он вызывал меня, и я искала. Мама рассказывала, как он со мной гулял, с трехлетней. Шел впереди и незаметно кидал монетки. А я подбирала. Он каждый раз восхищался, как у меня это получается: вот он же не увидел, а я нашла. Главное, что я правда все на свете могла найти.
– Как и сейчас, – тихо сказал Петр, и начал гладить кота по спине. Теперь их руки двигались в унисон. Ах, какие у него длинные, ухоженные, красивые пальцы… Марго почему-то захотелось, чтобы он дотронулся до нее, но этого не происходило. Петр ждал продолжения, и она стала рассказывать дальше.
– В общем, дедушка отвечал за наше образование, отношения с окружающими, и между собой. А бабушка по хозяйственной части – за кормежку и здоровье. В школе я была жутко худая, и бабушка расстраивалась. Сама-то она была такая… не то, что толстая, а полная и крепенькая вся, такая сбитая, наливная, румяная, как яблочко. Дед про нее так и говорил: «Вот, наше яблочко прикатилось». Она, знаешь, на четверть цыганка. Ее бабушка была из армянских цыган боша. Характер – взрывной. Иногда так деда чехвостила, а он только кряхтел, но ни разу слова худого ей не сказал. И все-равно, он у них был главный. Бабушка очень деда любила, прямо расцветала, когда его видела. Это я сейчас уже понимаю…
– Я бы на твоей бабушке женился, – с улыбкой сказал Петр.
– Я, кстати, на нее похожа, – сказала Марго и осеклась. Как глупо получилось, будто она набивается замуж. – То есть не на нее, а на цыганскую прапрабабку. Волосами и цветом глаз, так родственники говорят, – выкрутилась она.
Пиксель все еще лежал у Марго на коленях, и наслаждался поглаживаниями. То ли в его мягкой шерстке возникли волшебные эфирные поля, то ли от какого-то иного напряжения, но, когда рука Петра коснулась пальцев Марго, она испытала невероятное ощущение, будто невидимая, мистическая молния прошила ее насквозь. Это было восхитительно, фантастично, и – страшно. Ничего подобного с ней раньше не случалось. Это было как знак, как проявление судьбы, как будто кто-то прямо сейчас приколол ее булавкой к этому человеку. А может это и есть стрела Амура?
Захваченная врасплох необычным чувством, она положила голову Петру на плечо. Он наклонился к ней, и тогда она робко поцеловала его в уголок губ.
– Марго, что ты делаешь со мной? – прошептал он.
На мгновенье она замерла, но ответного поцелуя не последовало. Тогда она взяла Пикселя на руки, и, не попрощавшись, пошла с ним в номер. Сегодня почему-то никому не пришло в голову ее остановить.
Как только она закрыла за собой дверь номера, зазвонил телефон. Высветилась аватарка Костомарова. Ничего себе, у них же, в Москве, четыре утра! Марго схватила трубку.
– Привет! Не спишь? – спросил Игорь.
– Нет. Что-то случилось?
– Ничего. Прости, если напугал. Не могу заснуть, все думаю о тебе. Соскучился страшно.
– Да? – протянула Марго, не в силах скрыть удивление.
– Конечно. Хочу тебя видеть немедленно. Вот прямо завтра, все брошу, куплю билет и приеду.
– Ты не сможешь все бросить, – пробормотала Марго.
– Еще как смогу. Никто не посмеет помешать мне встретиться с любимой девушкой. Я уже сто раз пожалел, что отправил тебя так надолго. Можешь закончить раньше?
– Нет, вряд ли.
– Ты – маленькое чудовище, – сказал он нежно. – Скучаешь по мне?
– Ага.
– Расскажи что-нибудь. Как там Петька, не достает?
– Не знаю.
– Как это ты не знаешь? Он что, на работу не ходит?
– Ходит. Я его к Нахову определила, проверять Торговый дом.
Игорь помолчал.
– Ты какая-то грустная, – сказал он после паузы. – Не заболела?
– Да, кажется, простудилась. Вчера на водохранилище был ветер, – соврала Марго.
Игорь задал еще миллион вопросов, надавал советов, взял с нее обещание, что завтра она купит и заварит себе ромашку, и только после того, как Марго в сотый раз заверила, что у нее нет температуры, наконец завершил этот бесконечный разговор.
В голове у нее была каша, сердце ныло, а совесть рвала на части. Что она себе позволяет? Что это было, с Петром?! Разве не давала она себе обещания, что не допустит никаких отношений? Неужели это она, которая стыдила Лизу, сама только что пыталась соблазнить брата своего мужчины, за которого, откровенно говоря, подумывала выйти замуж?!
Она представила, как посмотрит на нее Эстер Петровна, если узнает о произошедшем, и ей сделалось нехорошо. Но этого ее совести оказалось мало, и в довершение она вообразила приезд Игоря. Как она посмотрит ему в глаза? Как она посмотрит в глаза Петру?!
Что она наделала?! Они же родные братья! Это ведь навсегда теперь. Когда Петр и Игорь помирятся, когда будут встречаться семьями, когда их дети будут играть вместе – этот поцелуй будет стоять между ними, будет жечь ее как клеймо каждый раз, каждый раз. Она уже никогда не сможет себя уважать…